Фелтон опустил руку.
– Ну что ты, дорогая, неужели ты думаешь, что я мог бы ударить тебя?
Цинтия продолжала дрожать, и Римо понял, что она старается максимально использовать свое преимущество в этой ситуации, что она сознательно поставила отца в такое вот положение и теперь не отпустит его с крючка, пока не получит то, что ей нужно.
– Я не хотел тебя ударить, – повторил Фелтон, – я ведь никогда не поднимал на тебя руку, только однажды, когда ты была еще маленькой и убежала из дома.
– Ударь меня, ударь! Если тебе станет от этого легче, ударь свою единственную дочь!
– Дорогая, ну прости же меня!
Цинтия выпрямилась и опустила руки.
– И это при первой встрече с моим женихом! Что он о нас подумает!
– Простите, – произнес Фелтон, поворачиваясь к Римо.
Взгляд вдруг наполнился дикой ненавистью, взгляд человека, который не только опасался своего противника, но и был выставлен перед ним на посмешище.
Их глаза встретились, и Римо понял, что тела в «кадиллаке» найдены. Фелтон знал все.
– Рад вас видеть, – по возможности ровно постарался сказать Фелтон, подавляя дрожь ненависти в голосе. – Дочь сказала, что вас зовут Римо Кэбелл?
– Да, сэр. Я тоже рад встретиться с вами, я много слышал о вас.
Римо решил не подходить к Фелтону даже для того, чтобы пожать руку.
– Могу себе представить. Я прошу вас извинить меня за эту сцену, но я не выношу губную помаду, испытываю к ней крайнее отвращение. Я слышал о многих женщинах, которые пользуются ею…
– О, папа, ты такой благоразумный.
– Буду тебе весьма признателен, моя дорогая, если ты все же уберешь с губ эту гадость.
Тон Фелтона представлял яркий пример голоса человека, который изо всех сил сдерживает желание заорать.
– Но Римо так больше нравится, папочка.
– Я уверен, что мистеру Кэбеллу безразлично, покрашены твои губы или нет. Более того, я убежден, что без помады ты понравишься ему гораздо больше, разве не так, мистер Кэбелл?