Никто и не пытался его остановить – охранник знал Бронзини в лицо.
Впрочем, оно было знакомо каждому. Вот уже много лет фотографию Бронзини можно было заметить на афишах, рекламных щитах или обложках журнала почти в любой стране мира.
Бартоломью Бронзини знали все, и в то же время никто.
Сидевшая в вестибюле секретарша попросила у него автограф. Когда девушка пододвинула ему закапанную горчицей салфетку, Бронзини добродушно хмыкнул.
– Есть что-нибудь белое? – проговорил он ровным, чуть гнусавым голосом.
Вскочив с места, секретарша торопливо стянула с себя трусики.
– Достаточно белые, мистер Бронзини? – радостно прощебетала она.
– Вполне подойдут, – ответил тот, ставя росчерк на теплой на ощупь ткани.
– Пожалуйста, напишите «Для Карен».
Бронзини поднял взгляд на девушку.
– Карен – это вы?
– Моя подруга. Нет, правда.
Машинально дописав сверху «Для Карен», Бронзини протянул трусики секретарше. На лице его появилась застенчивая улыбка, однако взгляд карих глаз оставался совершенно непроницаем.
– Надеюсь, у вашей подруги с чувством юмора все в порядке, – сказал он, глядя, как девушка пожирает надпись восторженным взглядом.
– Какой подруги? – непонимающе спросила секретарша.
– Неважно, – вздохнул Бронзини. Никто не признавался, что берет автограф для себя, только маленькие дети. Иногда Бартоломью Бронзини казалось, что только они и есть настоящие его поклонники. Особенно в эти дни.
– Может, скажете Берни, что я уже здесь? – напомнил Бронзини. Чтобы привлечь внимание девушки, ему пришлось щелкнуть пальцами у нее перед лицом.
– Да-да, конечно, мистер Бронзини, – ответила секретарша, выйдя, наконец, из транса. Протянув руку, она нажала кнопку селектора. – Он приехал, мистер Корнфлейк.
Затем секретарша снова подняла взгляд на гостя.
– Проходите прямо к нему, мистер Бронзини. Вас уже ждут.