Французский связной

Другие все ещё вели наблюдение за Пэтси Фуке, но за все воскресенье он ни разу вышел из дома. Жена ходила в магазин, её отец и Тони, брат Пэтси, вдвоем обслуживали покупателей в закусочной на Бушвик Авеню. И только в шесть вечера Пэтси, целый день отлеживавшийся после трудной ночи, наконец, явил себя наблюдателям. Он вышел из дома на Шестьдесят седьмой улице и сел в серый "кадиллак" выпуска 1957 года, машину своего друга Ники Травато. Еще в пятницу вечером, пока Пэтси пытался ускользнуть от полиции в центре Манхэттена, агенты, следившие за Травато, видели, как тот перегнал кадиллак от своего дома на Шестьдесят седьмую улицу и там его оставил.

Эта манипуляция стала совсем загадочной, когда Пэтси, имея возле дома собственные "олдсмобиль" и "бьюик", повел кадиллак Ники к закусочной и остановился в трех кварталах от неё на Грэм Стрит. Остаток вечера он провел в магазине. Около одиннадцати вечера подъехал Ники Травато в бело-голубом "олдсмобиле" Пэтси. Тот появился из на улице и сел за руль, доверив Тони закрыть закусочную.

Детектив Джимми О"Брайен и агент Джек Рипа, наблюдавшие из больницы через улицу, поспешили за Пэтси, который повернул за угол Моджер Стрит и поехал на Грэм, где и высадил Ники рядом с его собственным "кадиллаком".

О"Брайен и Рипа очень скоро поняли, что затевают Пэтси и Ники. Высадив друга, Пэтси поехал к югу по Грэм Стрит. Детективы помедлили, ожидая, что Ники последует за "олдсом". Однако тот даже не включил фары своего автомобиля. Поэтому О"Брайен решил последовать за Пэтси, который момент заворачивал за угол в нескольких кварталах от них.

Но едва они проскочили мимо Ники, как позади блеснули фары и машина тронулась. Полицейские повернули за Пэтси, и через несколько секунд сзади из-за угла появился кадиллак Ники.

– Вот сволочь! – выругался О"Брайен. – Дружок охраняет Пэтси!

– Давай-ка разберемся с ними, – холодно отозвался Рипа.

Они держались за "олдсмобилем", пока тот снова не свернул, на этот раз на улицу с односторонним движением. Вместо того, чтобы последовать за ним, О"Брайен проехал дальше через перекресток. Детективы внимательно наблюдали в зеркало заднего вида. Машина Ники, после некоторого колебания, последовала за Пэтси. О"Брайен резко затормозил, развернулся и, срезав угол, устремился по улице, на которую повернули сначала Пэтси, а потом Ники.

Некоторое время они держались за "кадиллаком". Кортеж двигался медленно. Ники соблюдал дистанцию, держась в двух или трех кварталах позади "олдса". Сомнений не было: Пэтси пытался определить, ведется ли за ним слежка, для чего и использовал Ники, который должен был обнаружить "хвост". Это наводило на мысль: либо Пэтси имел причины подозревать, что запахло жареным, либо он и в самом деле не знал, следят за ним или нет, однако решил прощупать ситуацию в преддверии какой-то крупной операции. Возможно, дело ещё не было окончательно похоронено, как можно было предполагать по все более унылому тону агентов, выходивших на связь с базой.

Поэтому полицейские вели игру даже с известным удовольствием. Пэтси, сопровождаемый Ники, попетлял по улицам в районе Уильямсбург, затем вокруг "Грин-пойнт", восточнее границы района Квинс возле Маспет, и, наконец, направился назад по Гранд Авеню в сторону Бушвик. Часть времени О"Брайен и Рипа держались за "кадиллаком"; потом они обгоняли его и ехали за "олдсом", а когда Ники мог заинтересоваться машиной, вклинившейся между ним и Пэтси, отворачивали, пропуская "кадиллак" вперед, но только для того, чтобы быстро развернуться и снова сесть на хвост Ники.

Уже заполночь Пэтси с Ники вернулись к закусочной. Тони все ещё был там. Несколько минут троица что-то обсуждала, потом свет погас, они вышли и разъехались по домам. Пэтси и Ники отправились в своих машинах, Тони – в своем побитом пикапе.

В воскресенье, 14 января, расследование продолжало топтаться на месте. Утром Пэтси поехал в закусочную и оставался там. Вскоре после полудня к нему присоединилась жена.

В три часа дня на полицейских обрушилась очередная лавина обескураживающих новостей, которые только усилили нарастающее чувство безнадежности. Сначала коммутатор в "Эдисоне" принял звонок от Жана Жеана. Тот сказал, что хотел бы выехать из номера 909 и вышлет плату по почте в течение суток. Он попросил, чтобы его чемоданы и вещи хранились в гостинице до тех пор, пока он не сообщит, куда их переслать. Телефонист на коммутаторе не смог предложить никаких версий относительно места, откуда был сделан звонок. Однако помошнику управляющего, который разговаривал с французом, показалось, что в какой-то момент во время разговора он услышал голос оператора. Это означало, что Жеан звонил из-за пределов Нью-Йорка. После звонка детективы обыскали номер 909, от чего они прежде воздерживались, пока существовал хоть ничтожный шанс на возвращение Жеана. Однако кроме чемодана и портфеля с личными вещами – бельем и туалетными принадлежностями, – ничего обнаружено не было. Разочарованные, они оставили вещи нетронутыми.

Едва детективы доложили на базу, как, словно по команде, один за другим потупили сообщения из отелей "Виктория" и "Эбби" о том, что в них получены телеграфные переводы от Франсуа Барбье и Жана Морена с отплатой номеров. Вещи просили поместить на хранение.

Оба перевода были отправлены из Йонкерса, городка у северной окраины Нью-Йорка. Срочно известили полицию Йонкерса, однако проверка местного отделения "Уэстерн Юнион" ничего не дала. Обе телеграммы были оплачены одним человеком, который говорил с иностранным акцентом. Никто не имел представления, куда он мог деться. Тем временем агенты осмотрели чемоданы и вещи, оставленные Лягушатником – два и Лягушатником – три. И снова безрезультатно.

Прослушивание телефонов в закусочной Пэтси и у него дома продолжалось непрерывно, однако пока не давало толку. Разговоры либо не имели отношения к расследованию, либо состояли из односложных реплик, не поддающихся толкованию. Однако, в воскресенье вечером, уже после того, как все французы исчезли из поля зрения полиции, был перехвачен один любопытный разговор.

Звонили в закусочную Фуке. И звонил, похоже, Жеан.

Учтивый джентльмен выражал чрезвычайную озабоченность тем, что полиция, по его мнению, проявляла повышенный и крайне нежелательный интерес к операциям Пэтси. Тот, несколько нервозно, попытался развеять опасения француза: ведь если полиция действительно копала под него, Пэтси прекрасно понимал, что его дядя, Анджело Туминаро, без колебаний отстранит его от сделки и от всего семейного бизнеса вообще. После чего посоветует племяннику поискать себе работу – например, подметать станции метро. Лягушатник – один предположил, что разумнее отложить переговоры.

Жадность Пэтси и его боязнь поставить под угрозу свое новое и многообещающее положение одного из боссов подпольной наркосети подтолкнули его к решению, которое, в конечном итоге, оказалось губительным для героинового бизнеса Туминаро и международного синдиката, поставлявшего ему наркотики. Пэтси взволнованно заверил Жана Жеана, что полиция интересовалась лишь кое-какими книжками в мягких обложках, которыми он приторговывал и которые, по мнению полиции, были порнографическими. Сначала француз не поверил, что американская полиция станет тратить время на мелкого торговца грязной литературой. Но Пэтси поспешно возразил, что книги, ставшие предметом интереса полиции, даже у него вызывали отвращение.

Каким-то образом ему удалось убедить искушенного главаря французской героиновой мафии, и тот согласился продолжить переговоры с молодым боссом наркосети Туминаро.