Рожнов нахмурился еще больше.
– Когда?
– Позавчера.
– Откуда узнал?
– Случайно, от Андрея Яцкевича. Мы вместе с ним ходили на баскетбол. В газете он наткнулся на коротенькую заметку о происшествиях в городе.
В ней говорилось, что Ширяева покончила жизнь самоубийством.
– Ну и?.. – не скрывая досады, полковник ждал продолжения.
– Я разделяю точку зрения Андрея: Ширяева не могла повеситься, ее убили.
– Это все, ради чего ты приехал ко мне?
– Да.
– Отправляйся на место, – жестко приказал Рожнов. – А этот офис, – он постучал ладонью по столу, – мое место, и появление здесь кого-либо из твоей группы означает чрезвычайную ситуацию. Знаешь, что случится после того, как ты покинешь контору? В целях безопасности за тобой последует наш агент по особым поручениям. Ты будешь ехать спокойно, а он на протяжении всего пути будет определять, есть ли за тобой слежка. И если, не дай бог, он установит «хвост»...
Полковник замолчал. Олег отметил про себя красноречивую паузу, которая являлась неотъемлемой частью гневной тирады начальника.
Спорить не приходилось, Рожнов был прав. Шустов в очередной раз пожалел о том, что жизнь не состоит из беспрерывной нескончаемой работы, без сна и отдыха, без права на обычную человеческую слабость. Это раз и навсегда избавило бы от астении.
«Убей в себе жалость» – лишь красивая фраза для легковерных. Олег мог гасить свои чувства, выполняя задания, а саму работу называл конвульсией по приказу свыше.
«Философ, твою мать!..» – выругался про себя Шустов.
После кратковременной паузы он едва не вывел Рожнова из себя, бросив рискованную фразу:
– Я думал, ты поможешь.
– Кому, Олег?! Тебе лично требуется помощь психолога, а я – бессилен. Я не хочу смотреть на вещи твоими глазами, у меня есть свои. Я не пойму, эта Ширяева загипнотизировала вас или наслала порчу?
Сначала Белоногов, потом Яцкевич, сейчас ты. Андрея уже нет. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Полковник сел за стол и бросил собеседнику: