И нещадно давили всех, кто вставал на пути.
Боксер стал непроходящей зубной болью для очень многих. И с каждым месяцем он набирал силу и становился все более недосягаемым.
Такая была обстановка в Ахтумске той поздней промозглой весной, когда Художник познакомился с Вовой Шайтаном. Встретились они в зале игровых автоматов — первом объекте, которому руднянские стали делать крышу.
Шайтан резался в автоматы самозабвенно. На нем был защитный бушлат. Щека его нервно дергалась. Он играл в игру-стрелялку, провалившись полностью в виртуальную реальность набирая рекордные очки. Лицо приняло жесткое, серьезное выражение. Когда он расстреливал компьютерных противников, глаза торжествующе прищуривались. Он будто сводил с ними давние счеты.
Что толкнуло Художника подойти к этому долговязому, жилистому, странному парню лет двадцати пяти на вид, он и сам не мог сказать.
Шайтан вытащил из кармана последнюю мелочь, потом махнул рукой, вышел, сел на скамейку у павильона и уставился куда-то вдаль, поверх плоских, с колючими кустами антенн крыш многоэтажных домов. Лицо было все такое же сосредоточенное, серьезное, задумчивое.
Художник присел рядом и спросил:
— Не помешаю?
Шайтан скосил на него глаз и неопределенно пожал плечами — то ли знак согласия, то ли безразличия.
— По пивку? — предложил Художник.
— Нет денег, — вяло ответил Шайтан.
— Угощаю. — Художник встал с лавки, отправился к ларьку и вскоре вернулся оттуда с несколькими банками импортного пива. — Меня зовут Художником, — сказал он.
— Вова. Кликуха — Шайтан, — ответил парень. — Восточный злой дух.
— Воевал? — спросил Художник, кивнув на иссеченные шрамами руки парня.
— Немножко.
— Карабах? Чечня?
— Всяко бывало.
— Десантник?
— Более веселая команда… Тоже воевал? — усмехнулся спецназовец, кивая на татуировку на руке собеседника и дергая щекой — тик был постоянный.
— Да. Тоже война, — кивнул Художник. — Каждого против каждого.