Дурдом

— Клянусь.

Ага, он тебе и на Коране, и на Библии поклянется, Иуда Искариотская.

— По-моему, ты врешь мне.

— Ну, вру, — с неожиданной злостью воскликнул Грасский. — Но ему никакого вреда не причинили! Совершенно никакого вреда.

— Так это все же ты!

— Забудь, звезда моя. С ним ничего не случится. Щелчки поцелуев. Шеф поспешно выключил магнитофон.

— Дальше ничего важного. Это для кого как.

— Буду брать Грасского один, — мечтательно протянул я.

— Он окажет мне сопротивление. При подавлении его задерживаемому будут сломаны обе ноги. И еще он упадет с полки в изоляторе временного содержания, в одиночной камере.

— Твоими бы устами… Ты сначала найди на него доказательства. Он невинен, как грудное дитя, пока ты не установишь на бумаге обратное.

— Установлю.

Ох, мечты, мечты. Вы воздушны и хрупки. Вас так легко разнести в пыль одним взмахом стального реализма бытия.

Ранним утром, часов в пять, на квартиру Грасского с Неустановленного телефонного аппарата позвонил неизвестный и скрипучим голосом сообщил:

— Температура в тени девятнадцать градусов.

— На солнце — тридцать шесть и семь, — последовал ответ режиссера.

Началось! Пароли. Явки. Джеймсбондовщина. Обожаю! Теперь не прошляпить, быть в готовности номер один.

Дело начинает раскручиваться.

Тем же вечером Грасский вместе с «мартокотами» отправился в Орехово-Зуевский район. Там в узком кругу — человек эдак пятьдесят-шестьдесят — должно было состояться празднование по поводу выхода в свет нового золотого диска всенародно обожаемого рок-светила Болдана Титомура. Действо продолжалось всю ночь. За высокий бетонный забор наши «топтуны», естественно, проникнуть не могли, а поэтому терпеливо ждали у моря погоды, взяв под контроль все ходы и выходы. Среди разъезжавшихся поутру гостей Грасского не оказалось. Дача опустела, но режиссер так и не объявился.

Куда он делся? Просочился через канализацию? Или ушел подземным ходом? Или просто ускользнул, как тень, во тьме ночной? Был вывезен в багажнике машины?.. Гадать можно долго, но зачем? Главного не изменишь — Грасский исчез…

Полвосьмого. Рабочий день усох и завял. Бывает в нашей конторе и по ночам кабинеты полны света, добрых дружеских голосов и трехэтажных ругательств. Это означает, что разгромлен очередной наркопритон или задержана бригада головорезов. Но такое счастье обламывается далеко не каждый день.