Право выжившего

22
18
20
22
24
26
28
30

Косарев сплюнул на землю. Все продолжается. Он никогда не уйдет от той войны.

Заканчивалась зачистка населенного пункта. Подразделения объединенной группировки на подходах к селу были встречены ураганным огнем. Артиллерия и вертолеты прошлись по огневым точкам, и теперь с двух сторон военнослужащие ВВ, десантники и милиционеры отрабатывали квартал за кварталом, дом за домом. Тут нельзя зевать — иначе можно быстро нарвешься на минную растяжку или подставиться снайперу и схватишь пулю в спину.

Бандит при зачистке быстро скидывает автомат и превращается в мирного жителя. Он с готовностью ругает Дудаева и заверяет в любви к России. Пока не стемнеет. А там — снова за автомат.

Дом осмотрен. Проверен паспортный режим. Подозрительные задержаны и ждут отправления в фильтрационный пункт. Следующий…

В одном из дворов Косарева и его бойцов встретили автоматным огнем. Среди бандитов затесался тот самый афганский моджахед, душа которого сейчас готовилась к встрече с сатаной.

— Подох, — собровец ткнул «духа» носком ботинка.

— Отвоевался.

С северной окраины донеслись выстрелы. Последние. Зачистка заканчивалась. На улицы вылезали воющие, галдящие, кричащие, рвущие волосы и сыплющие проклятия женщины. Скоро появится телевидение, и вечером на экранах будет показан очередной репортаж о борьбе «федералов» против мирных жителей, среди которых окажутся все без исключения боевики. У Косарева была заветная мечта — пристрелить какого-нибудь журналиста. И не у него одного.

На земле были разложены трофеи — автоматы, два пулемета, цинки с патронами. А так же несколько бандитских трупов — неуправляемая ракета накрыла школу, являвшуюся штабом местной банды.

— Ничего, заживет, — приговаривал фельдшер, перевязывая сипло дышащего солдатика внутренних войск.

— Я в порядке, — хрипел солдат.

Все, мероприятие завершено. Группа МВД — собровцы, омоновцы, оперативники и ППСники, пропыленные, прожженные войной загружались на БТР и отправлялись на базу…

Чечня конца августа девяносто пятого. Война и мир — дико перемешанные, перекрученные до абсурда, как картина какого-то крутого авангардиста. Боевые действия шли несколько месяцев, а в правительстве слышались угрозы — в случае чего введем чрезвычайное положение. Беженцы тысячами стремились прочь от бандитов и артиллеристских канонад. И вместе с тем шла бойкая торговля на рынках. Восстанавливали разрушенные и строили новые дома рабочие со всех концов России. А рядом заходили на боевой вираж «Крокодилы», прессовали землю гусеницами танковые колонны, щерились стволами блокпосты.

Колонна на небольшой скорости двигалась к городу. Косарев сидел на броне, постукивая пальцами по автомату. За БТРами так же неторопливо тащились машины — грузовики, «Жигули», иномарки. Приучены — боевую технику не обгоняют.

Это может быть оценено как враждебный акт и наказано пулеметным огнем.

Вот и Грозный. Окраины города более-менее целые, а центр похож на военный Сталинград. Здесь каждая пядь полита российской кровью. Здесь российские солдаты в очередной раз вспомнили, что такое стоять до конца, и были захвачены одной мыслью — не отступить, в крайнем случае, если не повезет, взять на тот свет как можно больше врагов. Здесь были разгромлены отборные дудаевские части и взломана оборона, готовившаяся несколько лет, когда каждый дом превращался в крепость, когда между подвалами были прокопаны подземные ходы, дававшие возможность «нохчам» (так называют чеченцев) возникать как из-под земли в любой части города.

У ворот расположения ГУОШа (группы управления оперативного штаба) Толик Палицын — капитан из Смоленского СОБРа — стоял в окружении замызганных чеченских детишек, галдящих:

— Русский полицейский. Дай есть. Мы голодны. Толик раздавал хлеб и консервы из своего не такого уж богатого пайка. Возле расположения подразделений МВД и армии постоянно толпились гражданские все с теми же просьбами — дайте хлеба.

— Ну как? — спросил Палицын.

— Зачистили, — махнул рукой Косарев. — Нормально…