Звериный круг

— По-гречески, — продолжала Виктория, — зодиак означает «звериный круг».

Тринадцать образов, вселяющихся в людей при рождении. Считается, что их двенадцать, но это ошибка. О ней знают, но предпочитают молчать. Астрологи не хотят признавать, что человечеством правит чертова дюжина.

— Звериный круг? — пробормотал Валентин. — Мило.

— Да, но в основном это добрые звери. И потом, среди них есть Близнецы, Дева, Водолей…

Валентин почти не слушал ее. Взгляд его был прикован к небу. Действительно мило… Выходит, все мы звери с чудными именами. Спасибо космосу, планетам и кометам! Наши родители — никто, а все их воспитание на поверку оказывается бессмысленным. Чертова дюжина зубастых зверей…

Руки Виктории обняли его. Холодный нос уткнулся в плечо.

— А еще Большую Медведицу в древности называли Бычьей Ногой. Здорово, да?

— Древние смотрели на вещи практично. — Валентин поежился. А он-то Собирался показывать ей Кассиопею с Андромедой! Да и где там они? Затерялись среди туч или те же звери слопали их?

Рука его сама собой сжала ладонь Виктории. Впрочем, и черт с ними, с этими звездами. Решили держаться от Земли подальше, и правильно решили. Не все то золото, что блестит, но коли уж блестит, то, будьте уверены, рано или поздно вызовет хватательный рефлекс. Приблизься однажды все эти неосторожные светлячки к крышам — и участь неба будет немедленно решена. Опустеет свод в считанные часы. Или уже опустел?..

— Созвездие Ориона вон там. Только пояс Ориона для индейцев Южной Америки был вовсе не поясом, а оторванной человеческой ногой.

— Что, опять ногой?

— Ага! Только эта легенда более загадочна. Один древний человек по имени Ноуи-Абасси однажды уговорил акулу убить его жену.

— Вот мерзавец!

— Да уж. Но он же и поплатился за свое преступление. Сестра жены, в свою очередь обратившись акулой, откусила ему ногу, когда он плавал. И с тех пор умерший Ноуи-Абасси поселился в одной части небосвода, а его оторванная нога — в другой.

— А сама акула где?

— Акула там тоже есть, только я не помню, где именно.

— Ну и не надо. — Он вздохнул. — Не хватало нам еще акул звездных. Земных хватает. По самое горлышко.

Словно звук далекой гитары коснулся слуха Валентина. Он напряженно замер.

Ни флейт, ни ударника — одна только гитара и долгие плывущие звуки. Тонкие чужие пальцы, с трогательной бережливостью пощипывающие струны, пощипывающие его сердце. Такое с ним приключалось и раньше. Легкое дуновение ветерка, незнакомое слово — и разом менялось настроение. В конце концов, что он знал о себе? Что знал о звездном клочке, под которым родился? Может, и правда, что человек обречен на то, чтобы жить с тем, с чем явился на свет? И нечего рычать и плеваться. Живи и радуйся, потому что мог бы не жить вовсе, и главный приз — сама жизнь. А то, что кому-то в дар достается нервная суета, кому-то розовое жизнелюбие, а кому-то — Ее Величество Меланхолия, — это уже дело случая. И неслышимую печальную мелодию Валентин любил и не любил одновременно. Она смущала его, лишала стержневой прочности, но отчего-то он все слушал и слушал…

— Валя!..