Небо падает,

– Конечно, – сказал Римо. – Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да, – сказал тогда Чиун. – Не понимаешь.

Годы спустя Римо понял, что Чиун учил его думать. Ничто не бывает красивым просто так. Часто наиболее опасное облачается в блеск и сияние, чтобы привлечь жертву. Но то, что увидел Римо в небе, было не красотой-приманкой. Римо увидел за этим безразличие Вселенной. Оно могло уничтожить сотни миллионов жизней, даже не заметив этого, потому что для изначальной логики Вселенной жизнь неважна. Римо смотрел на прекрасное кольцо, сужавшееся у него на глазах и думал обо всех этих вещах, а офицер рядом с ним продолжал твердить, что поле, которое он искал, перед ним.

– Отлично, – сказал Римо своим пассажирам. – Оставайтесь на местах.

– А куда мы денемся? – сказал морской офицер. На его мундире не хватало одной из пятнадцати медалей, полученных им за то, что он никогда не выходил в море. – Я уже целый час не чувствую своих ног.

На поле пахло паленым. Этот уголок Англии был вовсе не зеленым. Здесь была желтая выжженная трава, как будто ее кто-то продержал денек в пустыне. На металлических столах стояли клетки со сгоревшими животными. Римо слышал сладковатый запах паленой плоти. В клетках не двигалось ничего. Несколько человек в белых халатах стояли у столов и заполняли какие-то бланки. Один из лаборантов собирал паленую траву. Другой собирал землю в пробирки и упаковывал их в пластик. Третий пытался завести часы.

– Остановились, – сказал он.

У него был типично британский выговор. Странность этого языка была в том, что по тонам, если пронумеровать их от одного до десяти, можно было определить, к какому классу принадлежит тот или иной человек. Десять – член королевской фамилии, у него акцент сглаженный, один – кокни, и акцент у него резкий, как перечный соус. Человек, жалевший о своих часах имел семерку – один из высших классов с очень легким налетом кокни.

– Привет, – сказал Римо.

– Чем могу вам помочь? – спросил человек, продолжая трясти свои часы.

Еще несколько лаборантов посмотрели на свои часы. У двоих часы шли, у троих – нет. У человека был бледный английский вид, как будто лицо его выцвело от солнца и радости. Лицо, созданное для тоски и печали, и, пожалуй, для глотка виски время от времени, чтобы сделать его более терпимым.

– Даже не услышав, как он говорит, Римо сразу узнал бы в нем англичанина. Американец сначала бы решил проблему с часами, а уж потом стал бы разговаривать с незнакомцем.

– Меня интересует эксперимент. Возможно, здесь опасно, и я хотел бы узнать, что вы делаете, – сказал Римо.

– У нас есть разрешение, сэр, – сказал лаборант.

– На что? – спросил Римо.

– На данный эксперимент.

– А в чем он заключается?

– Это контролируемая безопасная проверка воздействия солнечных лучей, не защищенных озоновым слоем, на окружающую среду. А могу ли я спросить, кого вы представляете?

– Их, – сказал Римо, указывая на машину, забитую сотрудниками органов безопасности.

– Они, безусловно, производят впечатление, но что это за люди?