Небо падает,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, товарищ фельдмаршал. Это выражение было очень популярно среди летчиков времен Первой мировой войны. Тогда самолеты были очень медленные и неповоротливые, и летчики просто стреляли друг в друга. Сейчас все управляется электроникой.

Земятин ничего не ответил, а просто медленно поднялся на ноги. На столе лежал золотой нож для разрезания бумаги. Земятин взял его в руки и стал рассматривать.

– Он принадлежал когда-то одной княгине, товарищ фельдмаршал. Вам нравится? – вежливо спросил генерал.

Земятина приводило в ужас это сытое довольное лицо. Он сжал рукоятку ножа и улыбнулся. Генерал улыбнулся в ответ. Потом Земятин наклонился вперед, как будто для того, чтобы отдать нож. Но, когда генерал потянулся за ним, Земятин вонзил острие в его пухлую розовую щеку.

Генерал отпрянул, в глазах его застыл ужас, алые капли упали на безукоризненный зеленый мундир.

– Война – это кровь, – сказал Земятин. – Тебе стоит узнать, что испытывали все мы. Надеюсь, теперь тебе стало немного понятнее.

Генерал знал, что тот, кого называли Великим, обладает слишком большой силой, и сейчас его не победить. А может, и вообще не победить. Он был динозавром, доисторическим существом. Его надо было ублажать. Рана кровоточила, наверное, стоило наложить швы. Генерал был ранен впервые в жизни. По какой-то необъяснимой причине его охватило беспокойство. Он даже не подозревал, что реагирует именно так, как и рассчитывал старик. Молодой генерал вовсе не таил зла на старика, когда велел установить слежку за американским агентом, прибывшем в Англию. Он просто ублажал старика, говорил он себе. Он так же затребовал немедленный отчет о той женщине. Шеф КГБ в Лондоне ответил, что нет никаких поводов для беспокойства. Доктор О’Доннел уже начала говорить, кроме того, она была спрятана на самом конспиративном пункте во всей Великобритании. Во всяком случае, что сгодилось для Генриха VIII, должно было сгодиться и для КГБ.

Глава шестая

Первым делом Римо получил подробное описание доктора Кэтлин О’Доннел. У нее были рыжие волосы, и она была удивительно хороша. Один из лаборантов сказал про нее: “Отпад”. А другой уточнил: “Полный отпад”.

Глаза голубые, грудь безукоризненная, улыбка ослепительная, лицо незабываемое.

Больше ему никто не мог ничего сказать. Римо понял, что красивых женщин никто не может описать подробно, все только передают свои впечатления. А это мало чем могло ему помочь.

В машине он рассказал о своих тем офицерам армии и разведки, кто еще был в сознании.

– Я ищу рыжеволосую красотку, – сказал Римо.

– Как я вас понимаю! – ответил один из офицеров.

– Попробуйте Сохо. На прошлой неделе имел там одну брюнетку. Какие чудеша творила эта женщина, – сказал начальник отдела.

– Я ищу ту рыжую девку, которая проводила эксперимент.

– Ничего не могу об этом шказать, штарина. Здешь вше шито-крыто.

– Попробуем с другого конца. Кто сказал, что все будет шито-крыто? Кто велел вам водить союзника за нос?

– Не могу шказать. Это шовшем шито-крыто, – сказал начальник отдела.

Но когда он догадался, что нестерпимую боль в ногах, которую причинил ему американец едва, казалось, до них дотронувшись, можно унять, рассказав все, что ему известно, он решил, что никакой особой тайны здесь нет.