– А это возможно? – без особого энтузиазма откликнулся Самойленко. Ему не хотелось иметь в сопровождающих самого начальника управления – можно было уверенно предсказать, что сбор информации, пригодной для его репортажа, окажется в этом случае нулевым. Отснятые сюжеты пригодятся лишь для какой-нибудь убогой ура-армейской программы типа бывшей "Служу Советскому Союзу!"
– Нет, что вы, конечно, невозможно! – замахал руками Тихонравов. – Это я так, мечтаю. Кто же меня отпустит?
– Тогда я пошел, Борис Степанович? Мы договорились? – встал со своего места Самойленко, и генерал, как показалось журналисту, облегченно вздохнул.
– Конечно. Все будет в порядке. Не забудьте оставить телефончик адъютанту.
– До свидания.
– Счастливого пути.
"Он не так прост, как кажется, – отметил про себя Тихонравов, когда за журналистом закрылась дверь. – Может накопать чего не следует… Да черт с ним, пусть копает".
Генерал и впрямь испытал почти физическое облегчение, когда Самойленко ушел.
Разговор с репортером доставлял ему жуткие муки – он не мог сосредоточиться ни на одной фразе. Все его мысли в это время занимала предстоящая вечером встреча с проклятым Мусой Багировичем.
Вот это была настоящая проблема…
– Э-э, чего так не весел, дорогой Борис Степанович! – весело вскричал Багиров, как только увидел Тихонравова на пороге своей комнаты для аудиенций. – Чего ты, генерал, свой нос повесил?
Неожиданный каламбур чеченца очень не понравился Тихонравову, но он, конечно же, постарался не показывать своего недовольства.
– Да так… – неопределенно протянул генерал, махнув рукой и усаживаясь на предложенный ему стул за стол, уставленный самыми разнообразными закусками и напитками. Он не мог избавиться от ощущения, что наигранная веселость и игривость, с которой встретил его чечен, заключает в себе угрозу.
– Что, жена? Дети? Внуки? Кто или что тебя огорчает? Кто тебе, Борис Степанович, проблемы создает? Может, тебе помочь чем-то нужно?
Тихонравов вздрогнул и съежился.
Нельзя было, наверное, придумать ничего худшего, чем ситуация, в которой Муса Багирович заговаривает о семье своего "клиента". Конечно, это могло было быть и проявлением обыкновенной кавказской вежливости, но могло быть и намеком на самые жестокие, самые страшные и болезненные точки давления на человека. Генерал воспринял сейчас упоминание о своей семье именно как такой намек.
– А что мои дети и жена? Какие они могут мне доставлять проблемы? – нервно возразил он. – С ними все в порядке.
– Конечно, никаких проблем, я так и думал. Это же твои родственники. Самые близкие. Вот мне мои братья, в отличие от всяких прочих людей, никогда проблем не доставляют, одну только радость.
– Я рад за вас, – генерал теперь уже точно убедился, что про семью Багиров заговорил не случайно.
– За меня, Борис Степанович, радоваться я сам буду. Потому как радоваться нечему. В отличие от братьев, которые меня не обижают и не подставляют, меня очень огорчают некоторые мои товарищи по бизнесу. Очень огорчают. Вот ты, например.