– Выскажемся по очереди, – предложил бывший замкомполка. – Кто ему верит, кто нет?
И почему.
Первым слово взял Ильяс, самый младший по возрасту.
– Не верю. Почему, не могу объяснить.
– И на том спасибо.
Выполнив свой долг, Ильяс заступил на дежурство. Этот парень-полукровка не меньше других имел право высказывать собственное суждение. Он исполнял примерно ту же самую миссию, о какой говорил незнакомец. Его тоже забросили в Чечню закрыть вопрос с одним непростым деятелем. Миссию Ильяс выполнил, правда, доказательств не привез. Их и не просили. Он считал, что исполняет родственный долг, до последнего момента не подозревая, как все обстоит в действительности.
– А я верю, – твердо сказал Воскобойников. – Мужик мог бы всех нас спокойно оприходовать.
Это мнение тоже не вызвало дополнительных вопросов.
Следующим в круге сидел белобрысый курносый Витек, попавший в Чечню зеленым солдатиком-срочником. Он так и не понял толком, в какое дерьмо угодил там однажды ночью. Провоевал еще полгода, вернулся домой. Спокойно жил-поживал, пока другой темной ночью его чуть не отловили трое людей неславянской внешности.
Вид их и действия настолько испугали Витька, что больше он не появлялся ни дома, ни у друзей.
Если бы парня не подобрал Кормильцев, курносый нос и белобрысый чуб притормозили бы разве что у Тихого или Северного Ледовитого океана. А может, и в плавание пустился бы Витек в надежде обосноваться на необитаемом острове.
– Драпать надо прямо сейчас, – скороговоркой выпалил парень. – Он же ясно сказал, что нас вычислили.
– То есть ты ему веришь?
Витька считали малость придурковатым. Но в этой чрезвычайно сомнительной ситуации, возможно, стоило принять в расчет и его мнение.
– Не верю, он с ними заодно. Но лучше здесь не задерживаться.
– Кто с кем заодно? – решил уточнить Воскобойников, – Он и чеченцы? Тогда какого хрена…
Но летчику уже махнули рукой: закругляйся с интервью, нашел у кого уточнять. Сейчас такую канитель разведете, что до вечера не выберетесь.
– Верю, – поднял медвежью лапу Бубнов.
Бубен не мог забыть, как незнакомец смотрел ему в глаза, держа палец на спусковом крючке автомата. Душа, отяжелевшая после спирта и сумбурных сновидений, вмиг сделалась легкой, как перо. За доли секунды опустилась на глубокое дно мрачного ущелья и снова воспарила вверх, к солнцу, как только оказалось, что в чужих серо-стальных глазах не записан смертный приговор.
Бубен чувствовал себя заново родившимся и не мог не испытывать благодарности к незнакомцу.