– Ищем, но все мимо, босс! – проскрипел он. – Спрятал Скиф ее и свою пассию…
– Где, горбатый?.. Зачем?..
– Видно, в Сербию переправил, – развел руками тот. – А зачем?.. Чтобы вам не отдавать, босс. Понимает, что назад ее не получит.
– Иди. Хотя стой… На даче у Кострова точно Кобидзе сгорел?
– Источник информации супернадежный! – обиженно проскрипел человечек. – Тот же источник подтвердил, что Кобидзе перед катастрофой был в ангаре вашей дочери.
– Был? – даже привстал с места Коробов. – Не врал кремлевский хлюст?..
– Не врал…
– Где Фармазон, выяснили?
– Московские бандиты дали наколку на Венгрию…
– И плешивый еще жив! – опять грохнул кулаком Коробов. – Указивку, как в совдеповские времена, ждете?
– – Босс, убрать пусть и бывшего генерала КГБ без суда Чрезвычайного Трибунала? Люди "Феникса" нас не поймут.
– Учить меня? – вскинулся Коробов. – Хотя…
Хотя ты прав… Что с разработкой операции по срыву транша для России?
– По операции "Аист" согласовывали последние детали с балканскими партнерами.
– Можно запускать?
– Можно, босс.
– Иди. Но учти, за операцию "Аист" головой отвечаешь.
Человечек сморщился, будто приготовился заплакать, и, прыгая по-птичьи, исчез за дверью кабинета.
Похоронив сына на сельском кладбище в двадцати километрах от Житомира, Николай Трофимович Костров вот уже две недели уединенно жил в тихом гостиничном комплексе на озере Балатон, приобретенном через подставное лицо знакомым Кострову московским авторитетом, подозреваемым на Родине в серии заказных убийств и третий год находящимся в общероссийском розыске.
Время теперь остановилось для Кострова. За эти две недели он изменился внешне так, что знакомые скорее всего не узнали бы в этом дряхлом старце былого респектабельного щеголя, завсегдатая модных московских тусовок: совсем обвисшие щеки, заросшие седой щетиной, фиолетовые провалы вокруг слезящихся, тусклых глаз, обтянутый сморщенной кожей череп с редкими кустиками белого пуха, согбенная, будто от непосильной ноши, спина.