Тигр в стоге сена

Через пять лет после окончания высшей партийной школы, Моршанский возглавил горком, а еще через три месяца – областной комитет партии. Это был последний штрих в картине, которую «живописал» в своем крае Леонид Федорович Чабанов.

ГЛАВА 9

Пересыпкина допрашивали пятый день подряд. За это время сменилось несколько следователей, но раненый молчал. Особенно он озлобился, когда один из следователей, несколько раз сильно ударил его по лицу.

Арестованный и в этот раз промолчал, но так взглянул на офицера, что тот понял – если бы не рана, приковывшая бандита к кровати, тот, не задумываясь, бросился бы в драку.

Кроме того, по тому, как за Пересыпкиным ухаживали в тюремном лазарете и кормили, он понял, что обещание неизвестного руководителя исполняются и о нем не забыли. Один раз ночью ему даже передали записку от жены, в которой она писала, чтобы он не волновался – о семье позаботились. На шестой день в камеру вошли два человека в гражданском.

– Вы можете ходить? – Спросил первый.

– Нет.

Незнакомец повернулся к двери:

– Носилки.

Через некоторое время езды на автомобиле и долгого спуска на лифте Виктор Пересыпкин попал в небольшую комнату. В ней стояла аккуратно заправленная кровать и небольшой столик, на котором лежали газеты и журналы. Он не успел осмотреться, как дверь снова открылась и в комнату или камеру, потому что в новом жилище не было окон, вошел мужчина в безрукавке. Он приветливо улыбнулся и поздоровался. Спокойно прошел к столику и раскрыл принесенную с собой тоненькую папочку.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Аркадьевич. Теперь ваше дело буду вести я – следователь комитета государственной безопасности.

Пересыпкин похолодел. Он был готов ко всему: крику, избиению и даже расстрелу, но КГБ… Во рту пересохло, ладони взмокли. Следователь, по-прежнему улыбаясь, смотрел на бандита и тому казалось, что офицер читает его мысли.

«Что делать, господи? – Пересыпкин впервые в жизни упомянул бога. – Стоп, чего это я перепугался? Меня просили молчать до тех пор, пока смогу, а сейчас я не могу и не хочу молчать.»

– Если моя персона заинтересовала государственную безопасность, то я готов все рассказать. Только прошу об одном: не перебивайте меня. Я плохо себя чувствую и могу сбиться.

– Бога ради, – следователь протестующе поднял руку, – я вас слушаю.

– Всему виной моя неуемная жажда острых ощущений и наша паскудная жизнь, – Пересыпкин хотел встать, но острая боль в колене заставила его опуститься на кровать.

Следователь внимательно смотрел в потемневшие от боли глаза налетчика, но молчал. Он понимал, что в момент откровения не стоит отвлекать человека сочувствием.

Виктор перевел дыхание.

– Я все время хотел быть первым. В школе я часами штудировал учебники и читал груду различной литературы, чтобы поражать знаниями одноклассников и учителей. Особенно интересно было на уроках физики, когда мы начинали спорить с учительницей. Умная, удивительная была женщина. Мне до сих пор кажется, что я любил ее.

Пересыпкин задумался, легкая улыбка коснулась его губ. Следователь смотрел на него и думал о странностях жизни, заставившей этого, по рассказам соседей и сослуживцев, хорошего человека, взять в руки оружие и пойти на разбой. В доме, после непонятного и поспешного бегства жены Пересыпкина, не было каких-нибудь ценных вещей или признаков роскоши. Образ жизни арестованного говорил о том, что копить деньги этот человек не мог. Скорее он бы раздарил, прогулял их. Тогда что же сделало его бандитом?