Белкина просияла. Просиял и Дорогин.
– Извини, Варвара, но фальшивых я не беру. Если надо, могу подсказать человека, возьмет твою сотню за полтинник.
– Я же говорил, – ликовал Дорогин.
– Как ты это делаешь? – спросила Варвара.
– Интуиция, – спокойно ответил Вася, – и многолетний опыт. От настоящих долларов тепло исходит, я его руками ощущаю. А фальшивые, они из меня энергию тянут, холодом от них веет.
– К уху зачем купюру подносил?
– Чтобы убедиться окончательно. У настоящего доллара бумага звенит, как мздра хорошо выделанного меха. А фальшивая или слишком мягкая, или, наоборот, жесткая… Настоящий доллар как камертон настроен – навечно. Новая сотня, как ми бемоль первой октавы, звучит. А твоя – до диез.
– Спасибо за консультацию, – Варвара поднесла купюру к уху и щелкнула по ней ногтем. – Черт его знает, может, ты, Васек, и прав. Что тебе от меня надо? – спросила Варвара, когда оказалась с Дорогиным на улице.
– Ты как-то хвасталась, что у тебя хорошие знакомые в руководстве ОМОНа есть.
– Хорошие знакомые – это слабо сказано. Они за меня в огонь, и воду ребят пошлют.
– Если ты им позвонишь, через сколько минут ОМОН может прибыть на место? Варвара задумалась.
– Смотря что случится… Но если я хорошо попрошу, то в центре Москвы они будут через десять минут. На окраине – через пятнадцать-двадцать.
– Приедут без лишних разговоров? По первому твоему звонку?
– Я их, как и ты меня, еще ни разу не подвела. Ложных вызовов не делала.
– Хорошо, Варвара, можешь писать статью о фальшивых долларах.
– Где их хоть делают?
– Потом узнаешь, – Сергей поднес ладонь Белкиной к губам и откланялся.
Три дня ушло у Дорогина на то, чтобы отследить привычки владельца банка “Золотой червонец” Леонида Павловича Мельникова. Во всем поведении банкира чувствовалась нервозность, и с каждым днем она возрастала. Леонид Павлович подолгу на работе не засиживался, мотался по городу, но без толку.
Каждый день он заезжал в один и тот же двор, набирал на кодовом замке номер одной и той же квартиры, но никто ему не отвечал. Мельников перестал доверять мобильному телефону, не пользовался им, боялся прослушивания. Если и звонил, то из телефонов-автоматов на улице.
И вот наступил день, когда Дорогин понял: напряжение достигло предела. Мельников готов выйти из игры.