– Не нравится мне тот “фольксваген”, на хвост сел и не отстает, – вздохнул ТТТитпло.
Борис Скачков прильнул к стеклу, с минуту разглядывал Дорогина.
– Нет, не бандиты.
– У них это на лбу написано?
– Я по глазам вижу, даже если они в черных очках, – усмехнулся Борис.
– Чего же тогда за нами тащатся, словно на буксире?
– Скучно на пустой дороге, вот и тянет людей друг к другу.
– Скажи водиле, чтобы газ прибавил.
– Тише едешь – целее будешь, – напомнил Скачков.
После поворота Дорогин сбросил скорость и дал УАЗу уйти вперед. Он чувствовал, что водитель машины нервничает, правда, не знал почему. Банковский броневик выглядел самым обыкновенным автомобилем. И вскоре Паша уже мог созерцать УАЗ, проплывающий у них чуть ли не над самой головой по второму витку серпантина.
– У меня скоро голова закружится, – Пашка боязливо посматривал в окно, за которым простиралась пропасть. – Улетишь туда, и хрен тебя кто поднимет.
– И даже не увидит, – напомнил Дорогин. На дне пропасти несколько раз блеснула небольшая речка.
– Засветло вряд ли приедем. Поворот за поворотом, машина, натужно ревя двигателем, взбиралась в гору.
– Ты веришь в жизнь после смерти? – неожиданно спросил Пашка.
– Почему я должен в нее верить?
– Не должен, но все-таки…
– Иногда хочется думать, будто там что-то такое есть, – сквозь зубы проговорил Дорогин. – Я в коме лежал, отключенный, можно сказать, трупом был, и кое-что мне мерещилось…
– Свет в конце тоннеля? – поинтересовался Пашка.
– И это тоже, но самое странное, когда находишься на грани смерти, легкость приходит, ничего у тебя не болит, ничего тебе не надо, ни голода, ни холода, ни жажды не чувствуешь.
– Даже курить не хочется?