И при этом капитан даже сам, наверное, не смог бы точно сказать, кого, собственно, он имеет в виду – боевиков или… Скорее всего – и тех, и других.
А в кабине командир вертолета попытался было «наладить отношения» со своим подчиненным:
– Слышь, Денис! А командир-то у ребяток – мужик… Пока всех не собрал… Последним запрыгивал.
Денис отозвался через паузу, не изменив недовольного выражения на своем лице:
– Я тебя не понимаю, Петрович… Прости, командир, но это… авантюризм, а не геройство… Отписываться замучаешься… Что скажешь-то? Бак-то целый! И движок только что с регламентных… А этот… Он пока свою пехоту собирал, нас пять раз завалить могли… Откуда вообще он тут взялся?! С бомжами какими-то…
Подполковник долго молчал и наконец сказал в сторону:
– Ничего, я отпишусь… Мало ты еще умирал, сынок. Боюсь, не слетаемся мы…
…«Вертушка» добросила эвакуированный взвод Числова прямо на родной «бугорок» – благо что он был «по пути». Правда, командир вертолета не выключал двигателей – топливо заканчивалось. Числов даже ни познакомиться, ни толком поблагодарить подполковника не успел. Руку только пожал. А еще они в глаза друг другу посмотрели. И в этом обмене взглядов было все. Иногда слова бывают лишними…
…Конечно, при таких потерях о десантировании роты речь уже не шла – даже если бы вдруг прибыли все необходимые вертолеты. Самохвалов доложился «наверх», выслушав доклад Числовая. Ротный ничего не стал говорить капитану – молча обнял и отправил в баню…
…Ближе к вечеру из моздокского госпиталя прибыл эвакуатор Ми-8 под прикрытием двух «крокодилов» – Ми-24. Субтильный медик-старлей, руководивший эвакуацией, прибыл, судя по внешнему виду, прямо из операционной – на нем были ярко-зеленые штаны, такая же рубаха и шапочка и только поверх этого «прикида» – бушлат. Он метался с капельницами между раненых, не обращая внимания на крики пожилого уже вертолетчика в обшарпанном оранжевом шлеме с надписью «Майер» под полустертой птичьей эмблемой:
– Темнеет быстро! Я вообще никуда, на хер, не полечу! Лучше сразу охрану ставь!
Кто-то из грузивших «трехсотых» десантников, вступился за медика:
– Заткни клюв, стрекозел!
Вертолетчик завертел головой, пытаясь понять, кто это крикнул, конечно, не понял, махнул рукой и забормотал уже тише, так, что и не разобрать почти было:
– …Сказали: сел – не выключайся, сразу – взлет. В темноте… нижняя кромка… «скальпель» херов… над Бамутом…
На него не обращали внимания.
Старлей быстро сделал Димке Гущину, пришедшему в себя только на «бугорке», укол и одобряюще улыбнулся:
– Погоди, земляк… Это – тьфу, царапина… Мы щас…
Гущин дрогнул уголками губ и снова закрыл глаза.
…Старлей глянул на окровавленный циферблат часов – они были надеты прямо поверх длинных (до локтей) перчаток – и закричал почему-то не Самохвалову, а прапорщику-медику Марченко: