Вор (Журналист-2)

22
18
20
22
24
26
28
30

— За дружбу и удачу, Виктор Палыч!

Подполковник высосал бокал до дна, Антибиотик же лишь отхлебнул, поглядывая исподлобья на своего собеседника. Когда Ващанов поставил фужер на стол Виктор Палыч вздохнул:

— Хорошо сидим… Однако ж время — деньги. Дела у меня еще, ехать пора… Да и у тебя, наверное хлопот своих полно… Ты возьми бумажку — тут все что надо, про Барона написано: где живет, как найти биография…

Антибиотик положил перед подполковником несколько листков бумаги с убористым машинописным текстом и встал.

— Помозгуй как следует. Гена… Я все-таки думаю, что старого закрывать надо… Была мысль попасти его, но Барон не сявка, а профессионал, не верится мне, что он нас сам к своему тайничку привел бы… Срубит хвост, вообще затаится… Старая школа, не то что молодежь нынешняя — им лишь бы бакинские в карманах зашуршали поскорее. Оттого и горят.

Виктор Палыч хмыкнул, вспомнив застреленного Пианиста, и протянул Геннадию Петровичу руку для прощания.

— Если вопросы какие возникнут — звони сразу, ты знаешь, куда и как. Ну, бывай. Такси за тобой минут через десять придет.

— До свидания, Виктор Палыч, — неуклюже приподнялся со своего кресла Ващанов.

Когда Антибиотик вышел из кабинета, подполковник плюхнулся обратно и торопливо налил себе вина — грех такое добро недопитым оставлять, честное слово…

Выпив, Геннадий Петрович поставил локти на стол, обхватил голову ладонями и начал напряженно размышлять… Не нравилась Ващанову вся эта история с «Эгиной», очень не нравилась… Тем более что, судя по всему, приплетались сюда еще какие-то старые счеты между ворами. Кожей чувствовал подполковник, что втравливает его Виктор Палыч в блудняк[18], причем в качественный такой, суровый… А что сделать-то? Поздно соскакивать с паровоза, слишком уж скорость большая — можно насмерть разбиться…

* * *

В ночь после разговора с Антибиотиком Ващанов спал плохо — долго ворочался на кровати рядом со сладко похрапывавшей женой (располнела она в последние годы — корова какая-то, а не женщина), наконец не выдержал и ушел на кухню курить. Аромат «Мальборо» успокаивал, и, глядя на голубоватые слои дыма, Геннадий Петрович попытался подвести некоторые итоги и наметить первые шаги, которые предстояло сделать с утра.

«Легко сказать — закрой Барона… И так для Палыча много делаю… По дружбе…» Ващанов усмехнулся, вспомнив тост Антибиотика за дружбу.

«Ишь ты, дружба… Дружба дружбой, а денежки-то, однако, врозь… Интересно, сколько Палыч с „Эгины“ поимеет? Побольше небось, чем мне состегнет… Хитер старик — ничего про гонорар конкретного не сказал… „За расходами дело не станет“ — и все… А тут жопу подставляй в таком блудняке».

Геннадий Петрович не очень хорошо разбирался в вопросах, связанных с хищениями и контрабандой антиквариата, потому что в те годы, когда еще работал в УУРе, занимался в основном раскрытием убийств, а антикварщики держались особняком, у них был свой отдел и свои тайны. Убойщики пересекались с антикварщиками только тогда, когда в Питере в очередной богатой квартире убивали очередного старичка-коллекционера, а это, надо сказать, случалось не так уж редко, по крайней мере чаще, чем находили совершивших эти преступления… Много было в Питере антиквариата, а еще больше было на нем крови человеческой. Странными путями собирались иные коллекции — уходили эти пути-дорожки в ледяные дни ленинградской блокады и еще дальше, в лихолетье гражданской войны… Много страшных тайн знали старички-антикварщики, но делиться ими ни с кем не торопились, иной раз так и уносили их с собой в могилу.

Кстати, не раз и не два сталкивался оперуполномоченный Гена Ващанов с тем, что убийц коллекционеров находили, а вот похищенные сокровища куда-то исчезали. А то и вовсе глухарями зависали такие дела по причинам, о которых в те времена и думать-то было небезопасно. Иногда казалось, что за большинством убийств антикварщиков стоит какая-то организация, структура, но в восьмидесятых годах высказывать такие мысли вслух не рекомендовалось — не поощрялись тогда разговоры о мафии и организованной преступности. Совсем не поощрялись…

Перебирая в памяти известные ему убийства коллекционеров, Геннадий Петрович все больше мрачнел. «А ведь было что-то насчет того, что Палыч к какой-то из этих мокрух касательство имел, боком каким-то мелькнул… Кто-то из наших еще этим занимался… Кто?» Напрягшись, подполковник вспомнил: в 1988 году был зарезан антикварщик Варфоломеев — старик жил один, и труп его обнаружили лишь через несколько дней… А занимался этой темой тогда Степа Марков из пятнадцатого отдела.

То есть тогда-то Марков еще в районе работал, на «земле»… Что-то у него тогда с этой историей нехорошее случилось, проблемы какие-то возникли… Ну да, а потом его Никита Кудасов и перетащил к себе в отдел… И не после этой ли истории прилипла к Маркову кличка Чокнутый — за то, что он тогда рогом в стенку упирался?…

Ващанов нахмурился и подумал о том, что с утра надо бы вызвать Степу и порасспрашивать его аккуратно о том деле… Подполковник и сам не понимал, почему его мысли от конкретного задания Антибиотика свернули вдруг на тему убийств ленинградских коллекционеров. Просто Геннадий Петрович инстинктивно чувствовал опасность и хотел получше разобраться в обстановке, чтобы не использовали его вслепую. Грамотное изучение и оценка обстановки — залог принятия верных решений, а верные решения помогают жить дольше и приятнее. Простое вроде бы правило, а вот соблюдать его тяжело… Ващанов вздохнул и заставил себя сосредоточиться на просьбе Виктора Палыча.

Хотя какая там просьба — это был самый настоящий приказ, и попробуй его не выполни…

«Чертова „Эгина“… Интересно, что ж там за яичница в Эрмитаже-то висит вместо Рембрандта?… Темны дела твои, Господи… Барон этот хренов… Как такого битого дедулю заземлить? Попробовать-то можно — и не таких обламывали… Только поделикатнее здесь нужно… На это дело надо толкового и надежного парня поставить, такого, чтоб не подставил в случае чего… Кого?» Геннадий Петрович долго перебирал в уме разные кандидатуры и наконец остановился на Володе Колбасове. «У этого должно получиться… Парень хваткий и не дурак, перспективу видеть умеет, недосказанное понимает, где надо — переспросит, а где не надо — промолчать догадается… Точно. С ним и поговорю завтра же… Точнее, уже сегодня…» Приняв решение, он почувствовал облегчение, ушел в спальню, лег и наконец-то смог заснуть…