К тому же слишком много изменений произошло в стране, и в Ленинграде в частности, за те годы, которые Обнорский провел вдали от дома, куда он наезжал только в короткие отпуска, проносившиеся быстро и пьяно… Андрей растерял почти все свои старые связи, восстанавливать же их по целому ряду причин он не спешил. Обнорский вообще хотел попытаться стать новым, нет, не новым — другим человеком, слепить свою судьбу сначала… Наверное, поэтому он так и уцепился за псевдоним — даже представлялся везде только Серегиным и в редакции приучил всех называть его только так, постепенно отвыкая от своей настоящей фамилии…
Андрею нужно было учиться не только новой профессии, но и новой, гражданской жизни, а советское общество к лету 1991 года уже претерпело серьезные изменения и продолжало стремительно меняться буквально на глазах.
И далеко не все из этих изменений Обнорский принимал легко… В августе 1991 года в стране случился трагикомический фарс, который почему-то окрестили путчем. Весь день 19 августа Андрей ездил по городу, убедился в том, что никаких серьезных боевых действий в Ленинграде в ближайшее время не произойдет из-за отсутствия нужных сил и средств, успокоился и с любопытством наблюдал за своими коллегами, почти поголовно впавшими в героико-самоотверженный транс — в редакции всерьез обсуждались перспективы штурма врагами демократии не только Мариинского дворца, но и «Лениздата», в здании которого располагались почти все основные питерские газеты. Слушая эти рассуждения Обнорский еле удерживался от циничного смеха и попытался было предложить соратникам не драматизировать ситуацию и разойтись по домам, не оставаться в редакции ночевать, но сразу же осекся, потому что его едва не заподозрили в симпатиях ГКЧП. Кое-кто даже вспомнил, что за неделю до путча Андрей ходил в КГБ и брал интервью у начальника службы по борьбе с терроризмом. Учитывая общеизвестное отношение КГБ к демократии, публикация того интервью накануне «решающей битвы за свободу» была расценена как очень странное, если не сказать больше, совпадение…
Обнорский никому ничего объяснять и доказывать не стал (как можно спорить с явным бредом?), пожал плечами и провел путчевые дни и ночи в радении за демократию вместе с коллегами, наслаждавшимися романтикой «борьбы с тоталитаризмом».
С самых первых своих дней в редакции Андрей упорно сторонился любых тем, связанных с политикой или международными отношениями, в вопросах культуры он себя считал полным профаном, к спорту относился равнодушно, а сферу экономики считал откровенно скучной, поэтому и писал только о криминале, тем более что уголовные проявления в городе с каждым месяцем случались все чаще и чаще…
Да и как им было не случаться? Преступность буквально захлестнула развалившийся Союз. Обрушившаяся на страну свобода принесла с собой много такого, чего честные граждане от нее совсем не ждали. Прыгающая, как взбесившийся кенгуру, инфляция моментально сделала нищими миллионы людей, доверчиво хранивших на счетах в сберкассах свои деньги, зарплаты не поспевали за стремительно растущими ценами, производство сокращалось или останавливалось вовсе, а нарождавшийся частный бизнес развивался как хотел — законодательная база, которая должна была его регулировать, находилась, мягко говоря, в зачаточном состоянии. К тому же милиция не смогла быстро переориентироваться — в новых условиях ей морально тяжело было защищать от наездов расплодившихся во множестве рэкетирских банд тех, кто раньше был известен как спекулянты и фарцовщики и кого с приходом демократии начали почтительно величать российскими предпринимателями. В самих правоохранительных органах также набирали силу явно негативные процессы.
Слабая техническая и законодательная оснащенность, низкие оклады и идеологический хаос в головах офицеров всех уровней приводили к тому, что начался мощный отток сотрудников в частные коммерческие структуры, с удовольствием перекупавшие у государства профессионалов. Оставшиеся служить ломали головы над древним вопросом — как прокормить семью, как поднять на ноги детей… На официальное жалованье сделать это было практически невозможно, поэтому люди в погонах все чаще и чаще занимались совместительством, искали какие-то халтуры и приработки на стороне… Все это не могло не привести к чудовищной коррумпированности правоохранительных органов: известно ведь, что музыку заказывает тот, кто за нее платит…
Таким образом, объективные условия складывались так, что ряды тех, кто вроде бы должен был бороться с преступностью, редели и качественно слабели, а вот противная сторона недостатка в кадрах как раз не испытывала…
Бандитское ремесло становилось престижным и модным, крепких молодых людей, не знавших, куда применить силы и как реализоваться в новых условиях, с готовностью рекрутировали преступные группировки — и очень часто в них попадали те, кто еще пару лет назад очень удивился бы, если кто-нибудь предрек бы им уголовную карьеру Деморализованная и нищая армия, например, становилась постепенно настоящей бандитской «кузницей кадров» — офицеры увольнялись на вольные хлеба табунами, и далеко не все смогли найти себя на гражданке…
Вот это Обнорский видел, а если не видел, то чувствовал, когда носился по городу, который пугающе менялся с невероятной быстротой. Нет, Андрей вовсе не скорбел о падении коммунистической системы — переживать за нее у него не было никаких оснований, «большевиков» Обнорский очень не любил, — но он не мог понять только одного: почему одновременно с уничтожением строя нужно разваливать государство? Неужели нельзя было сделать все как-то умнее, грамотнее, честнее, в конце концов? И Андрей не находил ответов на эти мучившие его вопросы, а посоветоваться ему было, по большому счету, не с кем…
В сентябре 1991 года ему предложили работу в уголовном розыске — в спецслужбе. Случилось это при довольно курьезных обстоятельствах. Однажды Обнорский шел по Невскому и натолкнулся на большую группу американских туристов — видимо школьников или студентов, потому что средний их возраст не превышал, судя по внешней сопливости, девятнадцати лет. В центре группы выделялся некий прыщавый пацанчик, нацепивший поверх свитера с красной надписью «Остановим секс-шовинизм!» советский офицерский китель с полковничьими погонами (армейскую атрибутику давно уже продавали в городе открыто — и у Петропавловской крепости, и у Катькиного садика…).
Припогоненный янки визгливо хохотал и высоко вскидывал голенастые ноги в длинных шортах, изображая парадный шаг, остальная группа очень радовалась этому представлению. Вообще в те дни лица иностранных туристов резко контрастировали своим лучащимся оптимизмом с угрюмым видом горожан…
Андрея от увиденной сцены всего аж заколотило, он не так давно сам снял офицерские погоны и спокойно смотреть, как глумится над ними какой-то сынок алабамского фермера, не мог. Ну и опять же с нервами у Обнорского после возвращения из Ливии обстояло не сказать, что все в полном порядке… В общем, его реакция на увиденное действо была, наверное, не совсем адекватной. Бешено сверкая глазами, Андрей шагнул в стайку туристов, вытряхнул прыщавого гостя города из кителя и, что-то матерно рыча, отодрал от казенного сукна погоны. После этого швырнул мундир, превратившийся в обычный длинный пиджак, в лицо американцу и хрипло сказал по-английски:
— Не дорос ты еще до полковника, цыпленок!
Разжалованный» на мгновение остолбенел, а потом вдруг визгливо заголосил с ярко выраженным южноамериканским акцентом, указывая на погоны:
— Вы не имеете права, я это купил, это моя собственность!
— Собственность?! — У Обнорского потемнело в глазах, он ухватил левой рукой долговязого туриста за шиворот. — Я тебе сейчас покажу собственность, засранец!!
Однако, слава Богу, «показать» Андрею ничего не дали невесть откуда вынырнувшие крепкие ребята в штатском. Позже выяснилось, что это были оперативники спецслужбы угрозыска — они пасли группу, охотясь на питерских карманников, любивших чистить на Невском карманы и сумки доверчивых иностранцев.
Обнорского забрали на Лиговку, 145, где сначала попытались сгоряча навесить на него грабеж, но потом, после того как Андрей успокоился и рассказал, что он бывший офицер и к тому же приятель и однокурсник старшего оперуполномоченного спецслужбы Евгения Кондрашова, все устаканилось. Минут через сорок появился и сам Женька (после возвращения Андрея из Ливии они не виделись), и задержанный превратился в гостя, а чуть позже и в собутыльника… Как-то сам собой завертелся разговор о том, кто что делает и где работает, а зашедший к операм на огонек начальник Кондрашова после третьей рюмки предложил Андрею подумать насчет работы в уголовном розыске.
— Нам такие парни нужны, — серьезно сказал он, закусывая «Русскую» куском черствого сыра. — Офицер, языки знаешь… Бросай, к маме, свою газету, иди к нам!
ebooksa