— Да что с ним случилось-то, дядя Саша? — не выдержал Обнорский. Его, честно говоря, всегда несколько раздражало многословие Александра Васильевича — родственник любил поговорить, речи его всегда были очень красивыми, очень, если так можно выразиться, литературными, но жутко длинными и подчас занудными.
Жиртуев обиженно посопел, — он очень не любил, когда его перебивали, — но потом все-таки сказал:
— Спился он, Андрюша… Совсем спился и кончил очень плохо — руки на себя наложил во время запоя… Из окна выбросился… Как раз после того как работать с «Эгиной» закончил… Когда же это было… Ну да, в восемьдесят восьмом году, летом, я помню еще, даже хоронили его в закрытом гробу… Водка, ока редко кого до хорошего доводит… Почему мы все так за тебя и беспокоились, когда ты после своего Йемена выпивать сильно начал… Сколько мама твоя проплакала, если бы ты знал…
И дядя Саша пустился в долгие рассуждения о вреде пьянства и о том, как все родственники переживали за Андрея… Обнорский слышал все это уже не раз и не два и с тоской думал о том, что дядюшка завелся надолго: сел на своего любимого конька — начал читать проповеди о здоровом образе жизни. Лишь минут через пятнадцать Серегин смог наконец попрощаться, заверив Александра Васильевича в том, что с зеленым змием покончено…
Повесив трубку, Андрей закурил сигарету и заметил, что у него дрожат пальцы — дядя Саша (из самых благих, конечно, побуждений) напомнил о тех страницах его жизни, которые Обнорский очень хотел бы забыть… Но было и еще одно обстоятельство, из-за которого нервы Серегина сильно завибрировали, — смерть художника Варфоломеева…
Серегин сидел за столом и думал — да, конечно, многие художники сильно пьют, многие и кончают очень плохо, все это так… И все же — Олег Варфоломеев ушел из жизни сразу после окончания реставрационной работы с «Эгиной». Совпадение? Возможно… Но Андрей не очень верил в случайности и совпадения. Когда-то в Ливии тоже ведь началась цепочка «случайных совпадений», и еще слишком свежей оставалась память о том, чем все закончилось… Поэтому Серегин решил постараться узнать побольше об обстоятельствах смерти художника-реставратора. Слишком уж много странностей происходило с картиной Рембрандта и людьми, имевшими к ней касательство… Вот только к кому бы обратиться с вопросами?
Раздумывал Андрей недолго — и решил посоветоваться с Женькой Кондрашовым: тот, в конце концов, бывший опер, должен подсказать, куда сунуться…
Андрей позвонил Кондрашову на радиотелефон — приятель был хмур и, судя по всему, очень занят чем-то, но после настойчивых просьб Серегина все же согласился пересечься в центре города минут на пятнадцать.
Они встретились в Катькином садике — было уже совсем темно, но Невский проспект еще вовсю шумел — на главной улице Питера жизнь затихала лишь глубоко за полночь. Учитывая, что Женька куда-то спешил, Андрей постарался предельно кратко изложить суть проблемы. Не вдаваясь в подробности, он хотел просто узнать, занимается ли кто-то в милиции изучением причин и мотивов самоубийств… Кондрашов только усмехнулся и выразительно посмотрел на приятеля:
— Андрюхин, я тебя умоляю… Если самоубийство было, то ты же понимаешь… Кто бы там стал что-то ковырять? От глухарей-то мокрых проблем хватает, а уж суицидники… А что там за тема была, почему ты спрашиваешь? Обнорский пожал плечами:
— Как тебе сказать… Парень этот, Олег Варфоломеев, он художником-реставратором был… Я ему хотел несколько вопросов задать, а выяснилось, что он еще в восемьдесят восьмом умер… Может быть, там на самом деле все чисто было, но вот как-то уточнить бы все это хотелось… Я даже объяснить толком не могу — зачем, просто интуичу чего-то…
Кондрашов вдруг задумался, покусал губу, сморщил лоб и начал ерошить свой ежик на затылке, явно что-то вспоминая.
— Как, ты говоришь, фамилия этого художника?
— Варфоломеев.
— Угу… — Женька помолчал еще немного, потом неуверенно покачал головой и сказал: — Может, я путаю что-то… Но в восемьдесят восьмом была тема с одним Варфоломеевым… Только там не самоубийство было, а самая нормальная квартирная мокруха. И мужик этот был не художником, а коллекционером, — его в квартире уделали и обнесли. Мы еще ориентировку получали насчет возможных каналов сбыта похищенного. Варфоломеев… Вроде действительно Варфоломеев того мужика фамилия была… Там в результате хороший такой глухарь нарисовался… А занимался этим…
Кондрашов понапрягал еще немного свою память и после некоторой паузы продолжил:
— Был такой оперок в районе — Степа Марков… Вроде его эта тема была… Он ее с кем-то из главковских убойщиков тянул… Этот Марков, кстати, толково работал, мы с ним несколько раз пересекались, пока он в ОРБ не ушел… Попробуй с ним поговорить, может, он тебе и сольет чего-нибудь… Только на меня не вздумай ссылаться — я теперь для оэрбэшников сам понимаешь кто… А Степа парень толковый и опер грамотный… Только он упертый немного и на шпиономании повернутый — там у них, в пятнадцатом отделе, все такие… Ты к нему прямиком не суйся, обставься как-нибудь… А то он не скажет тебе ничего… Все, Андрюхин, мне бежать надо. Если что — звони. Пока!
— Пока-пока, — вздохнув, отозвался Обнорский, пожимая громадную Женькину клешню.
Андрей остался еще ненадолго в Катькином садике, наблюдая за игроками в шахматы и в нарды. У памятника Екатерине Великой в Питере издавна тусовались не только голубые, но и жертвы азарта — здесь играли на деньги, здесь же когда-то собирались профессиональные шулера и каталы, выискивавшие клиентов для катранов. Последние уже ушли в прошлое, с тех пор как появились в Петербурге легальные казино, а вот шахматисты и шишбешники[44] остались…
Серегин, задумавшись, курил, глядя на фанатиков черно-белых полей, подсвечивавших себе карманными фонариками, и думал о том, как ему найти подход к Маркову. Легко Женьке говорить — обставься… Если Марков работает в пятнадцатом отделе, которым руководит Никита Кудасов, то обставиться будет нелегко… С Кудасовым Обнорский был знаком совсем немного, можно сказать, мельком…
ebooksa