— Нет, конечно, — рыжий водитель удивленно пожал плечами, — но на коробках кассет почти везде.
— Это не важно, — каким-то странно-ласковым голосом произнес Игнат. — Давай мне все, что у тебя есть с Викой. У тебя много чего?
— Да нет, не особо. Мы же с ней — не особо. Пока Алексей покойный жив был…
— После! После того.
— Ну… Похороны… Может, еще чего-то…
— А самая последняя?
— Как — самая последняя?
— Рыжий, с тобой инфаркт получишь. Последняя по времени запись…
Есть что-нибудь после… — Игнат покачал головой и вдруг развел руками в стороны. — Конечно… — произнес он низким, словно грудным голосом, — именно это… Есть что-нибудь после автокатастрофы, Рыжий? После ее возвращения из больницы?
— Ну да, конечно. Именно это и есть. Первый день ее возвращения на рабочее место. Лютый в тот день не смог, я вместо него поехал. Там сплошные цветы и слезы, как в мексиканском телесериале. Ничего путевого. Они, кстати, просили не снимать. Я не понял почему, там пресса была. Я камеру тайком включил.
— Рыжий, у тебя эта кассета здесь? — тихо спросил Игнат.
— Да, здесь, — неохотно отозвался Рыжий, — говорю же, нет там ничего путевого. Если ж ты думаешь так какие-то различия найти, то это пустой номер.
— Рыжий, она там что-нибудь говорит? Вика?
— Чего говорит?
Игнат вдруг почувствовал непреодолимое желание убить рыжего водителя за тупость. Он рассмеялся. Нервный смешок:
— Чего угодно! Мама, папа, здрасти, до свидания. Говорит?
— Лопочет чего-то невразумительное. Различить можно. Я недалеко стоял. Потом заплакала, когда фотографию с Алексеем покойным и детьми у себя на столе увидела. Говорю же, слезы сплошные.
— Рыжий, золотой ты человек, обнял бы тебя!.. Давай сюда скорее свою кассету.
Рыжий водитель уставился на Игната, как на человека, не понимающего элементарных вещей.
— Хорошо, сейчас, — произнес он неохотно, — сейчас найду.