Ночь Стилета-2

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пойдемте. Пойдемте в Женечкин кабинет, — млела гусыня, — мы редко водим туда посторонних. Полагаю, что смогу вас поразить, — добавила она не без кокетства.

Очень мило. Львиную долю этой коллекции Санчес составлял лично. И кое-что здесь принадлежит и ему. Ведь Евгений Петрович никогда не предлагал своих услуг — крупному государственному мужу это как-то вроде не к лицу. За них обоих свои услуги предлагал Санчес. И стоили они дорого. Очень дорого. А если клиент начинал вилять или ему в голову приходили иные неудачные мысли, то такса возрастала в геометрической прогрессии. Какой бы у клиента ни был твердый хребет. Только… с «Континентом» выходил шедевр, и такого скорее всего больше не будет. Санчес превращал их в Номер Один, причем — в послушный Номер Один.

Шедевр, который старый лис испортил. Выходит, кое-что из блестящей коллекции Евгения Петровича Родионова принадлежит и Санчесу. Особенно кое-что, явно неведомое самодовольной гусыне, кое-что, находящееся в стенном металлическом сейфе с цифровой ручкой и с энным количеством степеней защиты — сейфе фирмы «Сentry», рекомендованном сюда все тем же Санчесом. Ай да Санчес, ай да сукин сын! И не забыть повесить сверху гобелен.

Но сейчас не это важно. Совсем не это.

Блестящая коллекция произведений искусства, почтовых марок и африканских тотемных предметов произвела на Санчеса огромное впечатление. Но еще большее впечатление произвело на Санчеса то, что малютки находились тут.

Санчес вышел во двор. Его чужие длинные волосы трепал ветерок, хотя в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Санчес любил это состояние, потому что все пока шло как надо. Санчес уселся в пластиковое ажурное кресло и прикрыл глаза. Ему совершенно не мешал треск газонокосилки. Блаженство полной расслабленности… Санчес вытянул перед собой ноги. Мы делаем последнюю петлю, игра входит в завершающую стадию, финал. Снова подул ветерок. Если б Санчес сидел сейчас на берегу моря, он бы сказал, что это первое дуновение бриза, первые свежие порывы перед надвигающейся бурей. Свежесть — вот в чем все дело.

Вот то главное, ради чего все и вертится.

Детишки находились здесь, что в перерывах между оргазмами выболтала Санчесу его сладкая девочка. Малышей старый лис предпочел держать у себя под носом, а не на какой-нибудь Богом забытой деревне или на заброшенном хуторе, что было бы, безусловно, грамотнее. Хотя после того, что старый лис натворил с Санчесом, ему приходилось рисковать.

— Такие чудные, кудрявые — прелесть. Ну такие трогательные… — говорила его сладкая девочка, пока Санчес любовался ее розовой кожей и вдыхал ее запах. — Живут у нас с няней.

— А почему у вас? — равнодушно спросил Санчес, поглаживая внутреннюю сторону ее бедер.

— Это каких-то папиных знакомых… Не знаю, у нас хорошо. Сосны, озеро. Лучше ж, чем в Москве… Ну что ты делаешь? Ну подожди…

Санчес целовал ее в шею, затем жаркий поцелуй накрыл ее губы, и Санчес почувствовал во рту ее быстрый язык. Рука Санчеса скользнула вверх по ее бедру и оказалась в горячей влаге между ее ног. Он прикрыл глаза и на миг увидел Викиных малышей, затем Санчес услышал сладостный стон — сладкая девочка крепко обхватила его ногами, впуская Санчеса в себя. Все очень быстро приближалось к развязке, это были последние минуты их близости.

Потом, словно невзначай возвращаясь к прерванной теме, он спросил:

— Двое мальчиков? — Нежный поцелуй в шею.

— Ты меня совсем не слушаешь: мальчик и девочка. Такие сладкие — не могу прямо. Лешенька и Викуля, Вика. Чудесные… А мальчик, Лешенька, не расстается с коалой.

— Коалой?

— Ну… плюшевым мишкой. Отдавать не хочет — «мама», говорит.

Наверное, мамин подарок. Скучает.

— А где ж родители?

— Не знаю. Где-то… Я бы таких малышей, такое маленькое чудо, никогда б не оставила. Возвращаются скоро.