— Весьма репродуктивный товарищ, — согласился Андрей.
— По моей шкале тянет на «генофонд», — важно кивнул Леха.
«Репродуктивный», «можненький», «кароший», «генофонд» — мужские игры в оценке женщин. Шкала — в общем-то вполне безобидная забава с претензией на тайный язык. Очень помогает.
— Не-е-е, — покачал головой Андрей, — «генофонд» здесь — только твоя жена! — А потом, подумав, добавил:
— И моя еще, Любаня. Это — «генофонд».
Они понимающе уставились друг на друга и пожали руки.
Так или иначе, Любиным начальством оказалась красивая и действительно холеная женщина с царственными манерами. И так уж вышло, что именно эта женщина очень скоро станет известна Игнату Воронову как «шефиня». Именно под ее началом он станет работать.
Мир тесен.
А потом калейдоскоп повернулся. Правда, это произошло значительно раньше, просто стекляшки, из которых складывались новые рисунки, казались теперь совершенно бессмысленными кусочками такой же бессмысленной реальности. И на периферии этой реальности складывался образ, воспринимаемый окружающими как Вика, все та же наша Вика, которая, правда, пережила страшную трагедию. Но держится ничего, молодец. Сильная женщина. Стальная. На периферии, где-то там, по краям сферы. А внутри не было ничего. Полное отсутствие. Лишь бессмысленный хрустальный звон стекляшек, создающих все новые рисунки. И это продолжалось довольно долго. По краям сферы — Вика, принимающая соболезнования, Вика, убитая горем, Вика, с безумным остервенением погрузившаяся в работу, словно это был единственный способ не оставаться один на один с постигшим ее несчастьем.
Делать, производить, двигаться. Вика, избранная советом директоров вице-президентом компании, Вика, унаследовавшая и контрольный пакет акций, и огромные проблемы, и массу работы, и друзей, и врагов. Там, по краям сферы, где еще функционировал образ, который когда-то был Викой. А внутри этого сновидения — стерильная пустота, нарушаемая лишь бессмысленным звоном перебираемых стекляшек.
Климпс-климпс…
Прошел какой-то отрезок времени.
Климпс-климпс…
Что-то снова случилось. На что следует реагировать. Или по крайней мере имитировать живую реакцию. Потом на всем этом кладбище бессмысленных осколков вдруг забрезжил живой огонек. Маленький, теплый свет, позволяющий надеяться вдруг снова обрести смысл. Трудно сказать, что позволило укрыть этот огонечек от искусственного стеклянного звона, — может, материнский инстинкт, а может, та самая любовь, которая не проходит, но… Теперь стало ясно, что этот огонечек постоянно присутствовал среди этого климпс-климпс. Он горел всегда в тайном, укромном месте, и, может, лишь благодаря этому обстоятельству сновидение, именуемое последними месяцами Викиной жизни, не распалось или, что скорее, не свело ее с ума.
Калейдоскоп повернулся. Климпс-климпс. Правда, это произошло раньше.
По крайней мере задолго до того слякотного вечера, когда Вика поняла, что ее нога, утапливающая в пол до отказа педаль тормоза, совершает холостые движения.
Несколько бессмысленных холостых движений, таких же, как и перебор стеклянных бус. Что-то произошло с системой тормозов, педаль в пол, впустую, бесполезно…
И Вика поняла, что она не справится с управлением автомобилем. Она еще вглядывалась в надвигающуюся катастрофу и пыталась исправить положение, и еще успела мелькнуть мысль о том, что она пристегнута (всегда: она не просто накидывала ремень, она его пристегивала), и о подушке безопасности в руле, и о какой-то нелепости, с которой все происходило. А потом был страшный удар, сопровождаемый грохотом, и мир вокруг закружился, и оторвался от земли, и понесся куда-то в жестокую твердь пространства, и вновь удар, скрежет и грохот, и что-то беспощадное, сдавившее ее со всех сторон, и еще удар, словно о каменную стену, сквозь которую она провалилась, и кроваво-огненная вспышка в сознании, в голове, но… Она проваливалась дальше в темноту.
Тишина.
Тишина, не нарушаемая даже стеклянными климпс-климпс. А может, этих звуков уже больше не будет? Может, их здесь нет? В темноте?
ebooksa