— У нас со всеми соседями равные отношения и официальных предпочтений нет.
— О чем разговор!
— Теперь ты мне говоришь «о чем разговор»?
— Мы знакомы… Сколько лет?
— Эта информация, эта утечка… ушла не от нас.
— Это я тебе обещаю, Виктор. И еще раз спасибо.
— Кстати, перевалочный пункт у них в Вене. Работают чеченцы. А дальше — Лондон. Так вот, именно там ты сфотографируешь ребятишек, и именно там я хотел бы получить то, что меня интересует.
— Считай, что договорились, братишка. Кого-нибудь из ребят вашей «Команды-18» видишь?
— Редко, жизнь пошла дурацкая.
— Действительно дурацкая, ара…
Следующая встреча Виктора и Зелимхана Бажаева состоялась уже в Чечне, когда обстановка накалилась и в воздухе чувствовалась приближающаяся война. Виктор, понимая, что из-за изменения ситуации чеченцы могут не решиться на крупную партию, решил сыграть ва-банк:
— Зелимхан, мне неприятно это говорить, но ты видишь, как осложнилась обстановка. В случае прокола у нас неравный риск, вы теряете лишь деньги…
— Хорошо. — Губы Зелимхана тронула едва заметная улыбка. — Ты отказываешься?
— Нет. Конечно, нет. Если б не изменилась ситуация, я никогда бы не стал об этом говорить. Ты прекрасно понимаешь, кого поддерживают у нас и что все это значит.
— Говори конкретно.
— Словом, я хотел бы повысить наш процент. Так сказать, на адвоката… — И Виктор улыбнулся.
Казалось, что Зелимхан ждал этого. И это сразу его успокоило — обычная человеческая жадность. Его воспитали так, что русские — всегда жадный и мелочный народ, склонный к бесплатным угощениям. Даже когда существовал союз братских народов, его воспитывали так; а потом, уже в аспирантуре, он убедился на личном примере в тяге москвичей к халяве… Виктор знал, на чем играть. Зелимхан усмотрел в его действиях не только обычную человеческую жадность, но и желание продолжать дело. Однако Виктору было глубоко наплевать на проценты, ему нужен был максимально высокий заказ.
— Хорошо, — пообещал Зелимхан, — я посоветуюсь насчет твоего адвоката…
«Эх, Зелимхан, — мысленно улыбнулся Виктор, — тебя воспитали в советские времена, и ты даже не заметил, что они, времена, сменились… В Москве уже никто не стремится к халяве… Это почти забытый термин. Москва старается выглядеть самым богатым, самым эгоистичным и самым жестоким городом в мире».
— Значит, договорились? — спросил Виктор.
ebooksa