Обратный отсчет

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я просто не хочу быть ослепшим ежиком, Павел Александрович. Я пытаюсь выплыть самостоятельно, когда пришло время уходить.

— Макс, триста человек и Игнат…

— Ворон?! — Макс светло улыбнулся, как улыбаются, когда вспоминают прошлое и что-то лучшее, в нем оставшееся. — Ворон у нас буддийский монах, Павел Александрович…

— Макс…

— Его все любят, только ему ничего не надо. Ни я, ни вы, хотя именно он был вашим любимчиком. Он собирает все, что есть вокруг, и уносит с собой, но не замечает этого.

— Макс, у нас уходит время.

— Нет, Павел Александрович, у нас еще есть время. Вы просто не знаете. Ради него люди жертвуют многим, но он не понимает жертв. Он забрал у меня все, что можно было забрать, и даже не заметил этого. Он что, святой? Женщину, которая достойна гораздо лучшей доли, он забрал, посадил в каком-то клоповнике и заставил стареть, воспитывая его ребенка. А таких женщин носят на руках, Павел Александрович, и этого вы не знаете? Теперь уже плевать. Но он только забирает, а ничего, ничего не отдает.

— Ты и вправду так думаешь? — вдруг спросил Дед.

Макс удивленно посмотрел на него:

— Чем он сейчас занимается в заминированном самолете? Спасает людей? Нет, он делает то, что необходимо ему. А это была моя операция. Он не желал ее разрушать. Он ведь ДАОС, он следует правильному пути. Только после него останется лишь высохший след. Он даже не знал, что это моя операция, но и ее он отобрал у меня. Это слишком много, Павел Александрович. Что мне остается? — Трибунал, а если еще Бажаев раскроет пасть, то и расстрельная статья. А он, победитель, который, как всегда, не получит ничего и даже не заметит этого. Слишком много для друга. Или слишком мало.

— Макс, все, что ты говоришь, это… это действительно требует времени, — проговорил Дед, — но сейчас надо заканчивать. Самолет — это настоящая проблема.

— Пора заканчивать… проблема… Но у меня уже больше нет проблем. Когда у человека не остается выхода, у него больше нет проблем.

— Ворон, Макс, твой старый друг. Это тебя остановит?

— Конечно. Это все мелочи — сегодня он у меня отобрал последнее. А так — все мелочи…

Стилет. Еще сегодня днем Макс знал, что, если с Игнатом по его вине что-нибудь произойдет, он не простит себе до конца жизни. Он будет с этим жить, жить на развалинах, на кладбище, где похоронены лучшие их воспоминания, но он решил продолжать операцию. Ворон просто не оставил ему другого выхода, своими сегодняшними действиями Игнат вел его под расстрельную статью, что теперь произойдет при любом исходе с самолетом. Друг, лучший друг, Черная Звезда Виктора Максимова…

Игнат всегда был каким-то другим, немного не от мира сего… Он не задавался вопросами, он поступал единственно возможным способом и оказывался прав… Он был беспечным, как ребенок или как совсем уж законченный негодяй, и при этом профессионалом высшей пробы, лучшим в «Команде-18». А потом все кончилось. Их просто бросили, когда они сделали свое дело. Предали. Оставили одних. И что Макс может рассказать Деду? Что сегодня, сейчас, он теряет последнее, что у него осталось, — друга («Пей, Моцарт!» — «Спасибо, бледнолицый, хорошо твое вино, Сальери»), которого у него больше уже никогда не будет, и Учитель, чье лицо он забыл («…а разве ты можешь забыть лицо своего Великого Отца, краснокожий? Конечно, нет! Или — можешь? И тогда у тебя будет много огненной воды, и твои древние духи пожелтеют, они станут золотыми, как заходящее Солнце, и превратятся в демонов… Ведь за заходом Солнца всегда наступает Ночь»). И еще женщину, которую он уже потерял.

Что из всей этой чуши он мог рассказать Деду? Если только то, что отвечать ему придется совсем по другим статьям. Отвечать перед совершенно посторонними людьми, в общем-то не имеющими никакого значения.

— Мне нужны коды, Макс, — тихо проговорил Дед. — Это моя просьба…

— Да я вас сейчас просто прикажу арестовать, товарищ майор, — вмешался генерал Панкратов. — Немедленно, слышите меня, немедленно давайте коды!

— Да? — Макс вдруг как-то странно улыбнулся, посмотрел в окно. — Интересно, как это будет происходить? — На лице его появилась ледяная усмешка, и только тогда Дед понял, что в его правой руке находится пистолет.