— Ты знаешь… Наверное, жизнь раньше была счастливее… А люди УЖ точно счастливее! У них… У них глаза другие.
— Да разные были люди… Всякие. Хотя ты права: столько дерьма на поверхности не плавало.
Она открыла афганский альбомчик — он был не в пример тоньше.
— Это ваш отряд?
— Несколько человек. Здесь не все. Вообше-то в Афгане нам строго-настрого запрещали снимать, но это попервоначалу. Да и…
— Вы после боя?
— Да.
— А чего такие веселые?
— Все живы. Тогда были все живы.
— Олег… А поле боя, оно, наверное, жутко выглядело? Гончаров пожал плечами:
— Скорее странно. Да и не подходит здесь название «поле боя». Не Бородино ведь и не Ватерлоо. Засадами работали: мы на них охотились, они — на нас…
— Я не поняла, почему «странно»?
— Когда «духи» отступали, они, как правило, не уносили убитых, оставляли. Но забирали оружие и одежду. Всю одежду. Как они успевали это сделать в бою — непонятно. На выжженной земле оставались лишь обнаженные трупы. Это… От этого бывало как-то не по себе. Особенно сначала. Потом привыкли. Человек ко всему привыкает.
Аля переворачивала страницу за страницей, рассматривая снимки. Этот лежал отдельно. Он выскользнул из пачки фотографий и упал на пол.
Аля быстро подняла. Еще не рассмотрев как следует, она заметно побледнела…
— Это Афганистан? — спросила она едва слышно.
— Да.
Гончаров тоже рассматривал снимок, думая о чем-то своем, и не сразу заметил ее состояние.
— Это после боя… Вернее… Это не бой был — побоище. Нас подставили, как колченогих щенков. Погибли все, кроме троих. Здесь нас только двое, третий был в госпитале в это время.
— Погибли все… Олег, а как звали вот этого, рядом с тобой?