— Какой?
— Четыре утра — час волка. Именно в это время происходят все леденящие душу преступления, государственные перевороты и прочие человечьи шалости. К тому же к четырем человек невольно устает и, какой бы крепкий ни был, хочет покоя и неги.
— Вы тоже?
— Ничто человеческое мне не чуждо. Тем более, как сказал поэт: в мире счастья нет, а есть покой и воля. Воля присутствует, а вот покой — только снится. И — вечный бой…
Маэстро выбрал столик, отодвинул девушке стул.
— Располагайся.
— Я в туалет хочу.
— Пошли.
— Да я дорогу уж как-нибудь найду…
— Тебе не надоели еще приключения?
— До смерти.
— Ну тогда помолчи.
Маэстро прошел вперед, быстро осмотрел дамский туалет. Сказал:
— Заходи. Только ненадолго.
— Это уж как получится.
Оказавшись в туалете, Аля первым делом подошла к окну: фигушки. Полуподвал, оконце махонькое, кошке пролезть впору, но и то — заделано крепкой решеткой и уж потом рифленым стеклом. Как бы она сейчас отвязалась от всех и всяких провожатых!.. Не получится. А жаль. Остается использовать сие местечко по назначению.
Аля уже плескалась под умывальником, когда дверь снова открылась.
— Ну? Пошли? Нечего тут…
— Неистребимая тяга мыть руки перед едой. Очень микробов боюсь. Особенно вирусов.
Они пошли к столу. Маэстро следовал впереди. Аля даже подумала, не следовал, а шествовал: он шел прямо, и затылок будто упирался в невидимый высокий жесткий воротник. Словно он проходил не по пустому и полутемному придорожному шалману, а ступал по Георгиевскому залу Кремля. Или по меньшей мере по ковровой дорожке приемной Белого дома.