Тропа барса

— Ну завтра так завтра.

Николай поднялся по скрипучей лесенке в крохотную пристройку, которую называл «скворечником», плотно задернул шторы. Вытянул из сумки пакет, из него — плотный увесистый пакетик. Чувствовал, как дыхание снова стало неровным. Когда-то он баловался кайфом и знал, что… Подстелил на столик чистую белую бумажку, достал бритвенное лезвие и, разом решившись, полоснул по плотно набитому пакету.

Немного порошка просыпалось на газету, он послюнявил палец, окунул в липкую массу, положил на кончик языка. Героин. Исключительной очистки.

Ворон откинулся на койку, ощущая во рту специфический привкус. Пошарил на столике, вытащил из пачки сигарету, взял зажигалку, чиркнул кремнем. Прикурил.

Долго смотрел на язычок пламени. Захлопнул крышку, огонек погас.

Он лежал и смотрел в потолок. Восемь пакетов. В каждом, если прикинуть, граммов четыреста. Вернее, четыреста граммов. Этот товар любит точный счет. Значит, три килограмма двести граммов. Качество отменное. Ну а общую сумму он может сосчитать и без калькулятора, если грамм этой «дури» на рынке стоит двести пятьдесят долларов. Если он, Ворон, ошибся, то только в сторону уменьшения.

Пожевал губами, стараясь явственнее ощутить привкус на кончике языка…

Удивительной очистки «дерьмо». Сработали из азиатского сырья где-нибудь в здешнем НИИ хорошие лаборанты. Такой очистки на шаромыжку не добиться. Снова пожевал губами. От общей суммы кружилась голова и без всякого кайфа.

Сегодня был фарт. Вернее, Фарт! С заглавной буквы! То, что находится в этих пакетиках… Это будет… Николай снова пожевал губами, и как он ни старался, сосчитать не мог. Выругался, спустился вниз, взял старый задроченный калькулятор, с каким Оксанка приторговывала всяким тряпьем на рынке, вернулся и нажал поистертые кнопочки…

Как он ни был готов, цифра его поразила.

Восемьсот тысяч долларов! Восемьсот тысяч! Долларов! Лежат на полу в «скворечнике»! Сейчас, когда любой отморозок за пару штук «зелени» кончает молотком престарелую старушку, будто она и человеком никогда не была! Восемьсот тысяч долларов!

Это был Фарт!

Ворон снова стал тискать истертые клавиши счетной машинки. Даже если взять самую низкую, даже оптовую цену куда более грязного «дерьма», чем это, цена улетает за полмиллиона долларов. Влегкую.

Ворон почувствовал, как устал. Он был не фраер и не лох, чтобы решить, что такую партию «дури» он сможет спихнуть легко и без потерь, минуя, скажем, Кондрата или Беню-одессита. Хотя… И Украина велика, а Россия — и подавно. К тому же он, хоть и не часто, катался по кайфу, все хаты и всех сбытчиков знал. Такой «дури» в Княжинске не было. Никогда. А за каким рогом она оказалась в «Юбилейном»? Тоже понятно и еноту: титулованных гостей съехалось, как грязи. Ясно, что Карден вряд ли потащит наркоту в сумчаре через бугор, а вот кто-то из педерастических мальчиков или плоских анемичных девочек в этом безразмерном ворохе одежек-без-застежек — вполне. Коллекция Кардена Houte Couture — это звучит. Ни один поганец не решится детально шмонать выставочную одежонку от маэстро, не рискуя налететь на звиздюлину от своего же начальства: все-таки впервые почетный гость в независимой Украине! А Княжинск — тот же Париж, как любят заявлять батьки из Верховной Рады!

Кто-то продумал все кардинально. И это кто-то не Кондрат и не Беня: у этих даже на двоих думалка так кучеряво не сработает. Получить «дурь» от черных дрянной очистки, запустить по городу и окрест — это они мастера, а вот сработать через высокую моду — кишка тонка! Так к кому же обратиться? К самому Автархану? Повод?

Повод ох какой значимый: кто-то гонит наркоту на Запад мимо него, да в таких количествах, да такого качества! А в Западной той Европе эта «дурь» — ишь, даже язычок радуется, очищена — суши весла! — улетит в цене к четыреста за граммулечку! Даже если по низшей цифре, это… Мужчина снова потискал пимпочки калькулятора… Миллион двести восемьдесят тысяч! Долларов! Уф! Ворон перевел дыхание, чувствуя незнакомое прежде напряжение и какую-то тяжелую, тревожную усталость. Хорошо, хоть Ксанке успел заправить: сейчас не то что «гонять дурака» не хочется, а и не шевельнешь его ни краном, ни домкратом, хоть всех этих подиумных красотулек нагишом перед ним построй! Да и не любил он худых. Баба, она в теле должна быть, чтобы дышало все… Хм… Понятно, чего эти банкиры хреновы, по слухам, импотенты все: им бабу трахать надо, а у них сплошная цифирь в башке крутится, да немаленькая, да мыслишки гонят не догонят одна другую: как бы не налететь так, чтобы голова на плечах осталась в неприкосновенности. Да и опять же трахать этим банкирам кого? Тех же таранок худосочных, мода теперь такая, хошь не хошь; может, их с пивком и хорошо употребить, а ему, Коляну, нравились сдобные, как пышки, и горячие. И снаружи, и внутри.

Фарт… Нужно теперь помыслить, как этот фарт обернуть в деньги… В хорошие деньги. Да чтоб голова на плечах задержалась. Он ведь не банкир какой-нибудь, чтобы башку не жалеть. Своя, не чужая. А спешить ему покуда некуда.

Чтобы как-то отвлечься от тревожных и непривычных мыслей, Колян вытряхнул все из сумки на пол. Ага. Косметичка со всякими бабскими причиндалами, проездной, читательский билет с фотокарточкой. Красивая девчушка, только маленькая еще. А глаза — просто обалдеть можно. То ли досталось ей уже на коротком веку, то ли…

Нет, точно досталось, Ворон повидал этаких глаз. Глебова Елена Игоревна. М-да…

Не повезло сегодня Глебовой Елене Игоревне: сумчару умыкнули. А может, наоборот, повезло: забери комитетчики, или как их там, этот рюкзачок, ей бы отмываться до костей, и все одно — не отмыться. А сумка, подумаешь, — погорюет и плюнет, а впредь умнее станет. Это уж точно.