— А ты подумай.
Меллинг нахмурился, несколько секунд молчал, а потом вдруг широко распахнул глаза и с уважением посмотрел на Полундру:
— Понял! Слушай, ну ты и придумал!
— Так-то вот. Ладно, давай делом займемся.
С квалификацией Полундры подъем глубинных бомб с затонувшей баржи оказался делом довольно несложным, хотя и очень долгим. Полундра специально работал не торопясь, помня о том, что сапер ошибается только раз. Он, нырнув в бухту с аквалангом, доставал бомбы из трюма баржи, с помощью мотоцикла буксировал их к катеру, прикреплял к спущенному в воду тросу, а потом давал сигнал Меллингу, который управлял лебедкой. Одну бомбу удавалось поднять за полчаса. Можно было работать быстрее, но тогда увеличился бы риск, а на это Полундра идти не хотел. По его глубокому убеждению, без серьезной причины рисковать могут только полные идиоты.
До наступления темноты напарники подняли восемь бомб.
— Все исправные, — сказал Меллинг, осмотрев их.
Старый американец разбирался в боеприпасах времен Второй мировой войны куда лучше своего русского товарища.
— Ну, тогда хватит, — решил Полундра. — Для наших целей должно хватить.
Меллинг кивнул. Они поставили катер на якорь и отправились в будку. Оба товарища были совершенно измотаны работой и заснули, едва коснувшись земли.
Глава 33
— Холодно… — это было первое слово, которое произнес капитан-лейтенант Вячеслав Селезнев, придя в себя.
— Товарищ капитан! — на плечо ему тут же легла чья-то рука. По голосу Селезнев определил, что, скорее всего, это Стае Кожевников, один из его матросов. Селезнев попытался приоткрыть глаза, но даже не сразу понял, удалось ли ему это. Судя по ощущениям — удалось. Но, с другой стороны, он по-прежнему ничего не видел.
— Где мы? — спросил он.
— Японцы, сукины дети, в какую-то камеру заперли, — на этот раз говорил, похоже, не Кожевников, а Леха Калинин, мичман.
Услышав про японцев, Селезнев тут же все вспомнил — и слова Полундры, и свой морской поход вслед за судном Савады Яманиси, и то, что случилось в каюте с монитором. Выходит, глаза у него в порядке, просто в камере темно.
— По-моему, это холодильник, — негромко проговорил Кожевников. — Я стенки пощупал — на них изморозь. И температура, кажется, под минус пять. Эти гады, похоже, нас заморозить хотят.
Кожевников был прав. Помещение, в которое Яманиси велел поместить русских пограничников, и в самом деле было бортовой холодильной камерой. Поскольку судно строилось для научных целей, эта камера была необходима для хранения биологических образцов. Цинично говоря, именно так она сейчас и использовалась.
— Как вы себя чувствуете, товарищ капитан? — спросил Калинин.
— Хреново… — отозвался каплей. Это была чистая правда — у него здорово болел живот и бок, сильно кружилась голова. Кроме того, спина занемела от холода.