Призраки войны,

Римо присел на корточки рядом с девушкой и откинул с ее лица длинные черные волосы.

– Может быть, ты права, – тихо сказал он. – Но я ничего не понимаю.

– Римо слишком много думает. Надо, как Лан. Не думать. Чувствовать. Чувствовать сердцем.

– Да? И что же ты чувствуешь?

Лан поджала под себя ноги и села.

– Лан чувствует – грустно. Чувствует боль. Лан думает, это любовь.

– Ко мне?

– Когда Лан была маленькая, мама рассказывала об американском отце. Его звали Боб. Боб когда-нибудь вернется, говорила мама. Вернется и возьмет нас в Америку. Но Боб не вернулся, американцы не вернулись. Потом мама сказала, Боб погиб. Лан не поверила. Плохие дела случились с Лан. Потом ты пришел. Ты понравился Лан, потому что ты американец. А теперь ты нравишься Лан, потому что ты Римо.

– Ты мне тоже нравишься. Но ты ведь совсем ребенок. – Римо замялся. – Смешно.

– Лан не смешная.

– Нет, не в этом дело. Последнее, что я помню, это то, что мне девятнадцать лет. Тебе на вид примерно столько же. Но я о тебе думаю как о ребенке, значит, где-то глубоко в душе я понимаю, что старше тебя.

– Не понимаю.

– Я тоже. А что мне пытался сказать этот старик? Он знал, как меня зовут. Он сказал, что он мой отец. Я никогда не знал своего отца, но он точно не мог быть вьетнамцем – или кто там был этот старик?

– Он очень сильный, – заметила Лан.

– Да, но и я тоже сильный. – Римо взглянул на свой кулак. – Я убил двоих человек ударом кулака. И я не помню, чтобы когда-нибудь был таким сильным.

– Лан устала думать.

Римо неожиданно улыбнулся:

– Я тоже.

Лан застенчиво улыбнулась и прикоснулась к руке Римо.

– Лан нравится Римо? – негромко спросила она.