Ближний бой

— Дача уже три недели как сдана. Вы опоздали, молодой человек, — отозвался на том конце провода стариковский голос.

Олег покрылся холодным потом. Три недели! Это вполне мог быть Сопила!

— Где она находится? Я хочу ее посмотреть. Может, я заплачу больше…

— Говорю вам, вы опоздали. Дача сдана.

Трубку повесили. Олег в сердцах ударил по автомату кулаком.

В квартиру Андрея Беляев вернулся поздно, но там еще не спали. Лена смотрела телевизор, старик, покуривая, возился на кухне с обувью.

Олег уселся на диван и тоже уставился на экран.

— Лена, ты уже обжилась в Москве, наверное, знаешь… — начал он.

— Чего ты? — спросила она, видя, что он умолк.

— Да вот… У меня телефон есть одного человека… Знакомого… — Олег замялся. — Хочу его про ведать, пока я в Москве. Как можно узнать адрес, если известен телефон?

— Соседка работает на телефонном узле, это у нее надо спросить, — сказал вошедший в комнату Николай Петрович.

— Значит, ты не уезжаешь завтра? — тихо спросила Лена, и Олегу почудилась радость в ее голосе.

— Нет пока, — ответил он. — Пожалуй, задержусь на пару дней…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Закончив игру, Геннадий Штруп покинул теннисную площадку и направился к зданию раздевалки. Толпа зрителей восторженно зааплодировала, когда он проходил мимо. У кромки площадки толпились в основном представительницы женского пола, наблюдавшие не столько за игрой, сколько за самим Геной, любуясь его высокой спортивной фигурой и красивым лицом, обрамленным копной белокурых волос. Штруп раздавал кивки и скромно улыбался. День выдался жарким, солнце пекло. Гена вытер рукой вспотевший лоб. В холле раздевалки, прежде чем зайти под душ, он с удовольствием выпил баночку прохладного пива.

Юношеский спортивно-оздоровительный лагерь «Сокол» был местом, где можно было приятно провести лето. Раскинувшиеся вокруг сосновые леса, Истринское водохранилище, чистый воздух, возможность бегать кроссы, заниматься боксом, карате и теннисом — все это нравилось Геннадию. Ему было двадцать четыре года. Он проводил в «Соколе» ухе третье лето, работая инструктором по боксу и теннису. С парнями, занимающимися в его группе, он умел находить общий язык, а победу над женской частью лагеря он одерживал сразу, в первые же дни. Правда, эти его победы были чисто платоническими. Сколько бы молоденькие девушки ни строили ему глазки, ни посылали ему записочки и всячески ни провоцировал, Гена не клевал. Он был одинаково любезен как с пожилыми дамами из обслуживающего персонала, так и с пятнадцатилетними девочками, которых обучал теннису. Для мальчишек из младшей группы — начинающих боксеров — он был своим парнем. Гена рассказывал им, как тренировался в Америке у знаменитых профессионалов.

Штруп никогда не был в Америке. Этот обаятельный молодой человек был опасным преступником. Это он в тот день на Профсоюзной улице с первого же выстрела убил охранника обменного пункта, а потом расстрелял в упор двух человек из инкассаторской машины.

Гена вышел из душа в прекрасном настроении. На нем были легкая полосатая тенниска и шорты, которые, как он знал, ему очень шли, делая рекламу его стройным загорелым ногам. В холле, когда он появился, дам было особенно много. Штруп знал, что все они ждали его, и не мог отказать себе в удовольствии несколько минут покрасоваться перед ними. Конечно, он ни с кем из них не заговаривал, только улыбался и кивал. Антонина Петровна — супруга начальника лагеря, женщина не первой молодости, с пышными формами и улыбкой, всегда появлявшейся при виде Геннадия, сообщила, что его вызывают к телефону.

Он прошел в соседнее здание, где находился телефон, и через пять минут вышел оттуда, по-прежнему галантный и улыбающийся.

— Завтра мне необходимо съездить в Москву, — предупредил он Антонину Петровну. — Оформите, пожалуйста, два дня за мой счет.