— Я хочу уехать, одолжи мне денег.
— У самого в кармане триста тысяч. Куда ехать — без денег, без документов.
— В Твери у меня тетка живет.
— Дура. Если тебя захотят отыскать, то вычислят тетку в два счета.
Катя захныкала:
— Я никому ничего не сделала. Мне угрожали. Ты бил меня — это ты виноват! Если до меня доберутся, я тебя сразу заложу!
— Тихо ты, сучка, — сутенер огляделся по сторонам.
Две женщины обратили внимание на выяснение отношений, но предпочли не вмешиваться — тем более что подошел поезд.
— Прекрати истерику. Предположим, мы сейчас слиняли в какую-нибудь дыру. Что дальше? Сдавать тебя напрокат случайным людям? На второй же день залетим.
— А если самим пойти в милицию? Что-нибудь придумать, сказать, что за нами охотится мафия.
«Эту сучку в самом деле нельзя оставлять одну, — подумал сутенер. — Возьмет и заявится в отделение.»
— Как же — выделят тебе добрые дяди спецназовцев для круглосуточной охраны.
— Пусть хоть за решетку сунут. Пережду, пока все кончится.
— Кончится, — проворчал Валера, потянув ее за собой.
Он пока не видел впереди просвета. Эти враждующие кланы неистребимы — они пускают корни во все направления. Только попади в черный список…
Надо бы связаться с остальными девчонками. Предупредить, чтобы в его отсутствие не занимались самодеятельностью.
Встречу с Меченым Вельяминову организовали в номере-люкс гостиницы «Метрополь». Увидев верхний край родимого пятна, обрезанного жестким воротом сорочки, следователь подумал, что другой клички у этого человека и быть не могло.
С шикарным интерьером номера резко контрастировал аскетичный, попросту говоря пустой стол: только пепельница и красно-белая пачка «Мальборо». Меченый явно не стремился ублажить представителя органов и наладить с ним дружеский контакт. Пустой стол ясно указывал, что проблем для беспокойства у человека с родимым пятном нет. Он согласен на неофициальную беседу со старшим следователем ГУОПа, если она не займет слишком много времени.
Вельяминов откинулся в кресле. На таких разговорах один на один он чувствовал себя как рыба в воде.
Часто из поведения собеседника удавалось извлечь гораздо больше, чем из его слов.