— Привет, — сказал Агафон, когда я подошел ближе, — а где пацаны?
— Разминулись, — произнес я неопределенно, — может, еще придут.
— А могут и не прийти? — вякнул Налим, тоже несший тут службу. Агафон посмотрел на него с укоризной, а я просто прошел мимо в ту самую третью дверь слева.
Как говорится, знакомые все лица. Окромя тех уцелевших охранников гостиницы, которых мне не успели представить. Компаньеро Умберто Сарториус, мадемуазель Элен Шевалье, месье Пьер Клык, то есть, тьфу ты, — Князефф. Девица Потапова, то бишь Любаня. Граждане Фрол, Гребешок и Луза. Ахмед, представитель одного из братских народов Кавказа, — мне в какой-то степени, через прапрабабку Анастасию-Асият, почти что родня.
Чуть позже разглядел два новеньких блестящих чемоданчика — с компроматом и долларами, а также потертый и видавший виды вьюк группы «Пихта».
Народ был при оружии, но явно особо не ждал нападения. Точнее, может быть, и ждали, но не очень всерьез. Пост Агафона и Налима был скорее чем-то вроде подтяжек при ремне. Некоторые что-то жевали, а большинство просто сидели расслабленно и слушали задушевное пение компаньеро Умберто, бренчавшего на гитаре. Мотив был известный и весьма затертый еще с перестроечных времен гласности — «Поручик Голицын». Однако слова в этот эмигрантский шлягер были вставлены совершенно новые, так сказать, на злобу дня.
Четвертый уж месяц живем без зарплаты, И нечем кормить наших жен и детей.
Полковник Корягин, прикройте заплаты!
Майор Парамошкин, тужурку зашей!
Публика даже вроде бы подтягивала повтор двух последних строчек. Может, и раньше это песнопение слышала, стало быть.
А где-то ведь строят дворцы и палаты!
И «мерсы» лихие по трассам летят…
За нашим стаканом сидят «демократы»
И денежки наши в Женеве хранят!
Потеряна доблесть, открыты границы.
Все меньше отваги в российских войсках.
Давно уж расстрелян поручик Голицын, Корнет Оболенский сгноен в Соловках…
Недолго вам, гады, транжирить мильоны!
Для вас уже вырыт Колымский карьер.
Полковник Корягин, поднять батальоны!
ebooksa