— Сачка давит. — Луза поставил вполне достоверный диагноз. — Слышь, Барин, давай его тут оставим, на хрен, а? С этим кабаном нам ни фига не выскочить. Обидно ж, „-мое, если нас тут свои пацаны от дури замочат!
— Вообще-то вопрос по делу! — заметил Гребешок. — Если этот боров будет шланговать, мы тут увязнем как пить дать. Тем более, говоришь, пацаны неуправляемые, всех подряд рубят. Валим побыстрее, а?
— Чудо-юдо приказал его вытащить, ясно?! Значит, будем тащить, не хрена делать.
— Да на фиг он нужен? — проворчал Луза. — В нем десять пудов, „-мое! Если он Чуду-юду нужен, пусть вертолет за ним присылает!
Вот тут я с легкой тоской вспомнил о том, как хорошо было командовать Валетом и Ваней, когда они были управляемыми и послушными. Пацаны, блин, не только не спорили, но и вопросов не задавали, а делали, что прикажут. Вот приказал бы им сейчас тащить сеньора Морено отсюда и до Колымы — потащили бы, и ни один не вякнул бы. А тут, блин, помощнички — дискуссии разводят, как в Госдуме.
— Ладно, — сказал я довольно спокойно. — Если очко играет — дуйте отсюда как можете. Вас Сорокин меня отправлял охранять, а не Морено. Так что мальчики — налево, девочки — направо!
— Погоди, — сказал Гребешок, — не лезь в бутылку, а? Да ты только скажи этому лоху по-ихнему, что мы без него пойдем, — он знаешь, как газанет? Фиг догонишь!
Очень вовремя сеньор Морено спросил:
— Что вы обсуждали?
— Есть мнение, — сказал я осторожно, — что вас следует спрятать в какой-либо комнате, а самим сходить за помощью. Мои люди устали и вряд ли смогут вас донести.
— Да кто вам сказал, что меня нужно нести? — воскликнул Морено, вскочив, как пружинка. — Я смогу идти сам!
Луза и Гребешок, не обучавшиеся особому политесу, откровенно хмыкнули, я чуточку поскромнее.
Впрочем, улыбочки у нас на мордах исчезли быстро. Ви-у-у-у! Бух! Здание дрогнуло, зазвенели стекла, вылетевшие из окон, воздух заполнился облаками побелки, посыпавшейся с потолка, кое-где с треском полетела лепнина и штукатурка.
— Пушки! — вскричал Морено. — Я не давал приказа стрелять по дворцу из пушек! Боже мой, я же привез сюда свою личную обстановку! Четырнадцать сервизов из старинного китайского фарфора! Они же их разобьют!
— Вероятно, они обнаружили, что вертолет горит, и сочли вас погибшим, — произнес я, хотя мне лично было по фигу, отчего войска долбят президентский дворец артиллерией, лишь бы меня не накрыли как-нибудь случайно. Даже Валета с Ваней в их нынешнем неуправляемом состоянии мне не было бы жалко, а уж печалиться о фарфоре, хоть китайском, хоть японском, я бы не стал.
— В подвал! — заорал я, едва отгремел второй разрыв, который пришелся намного ближе к тому месту, где мы находились. На ступени аварийной лестницы не то со стен, не то с потолка полетели здоровенные куски штукатурки, которыми я ни под каким видом не хотел бы получить по башке.
На сей раз все без дискуссий и дебатов сыпанули вниз по аварийной лестнице и, пробежав два марша, очутились перед стальной дверью, запертой на висячий замок.
— Что здесь? — спросил я у Морено.
— Понятия не имею… — пробормотал президент. — Я здесь никогда не бывал. Вероятно, какая-то вспомогательная служба…
— Взорвать ее к хренам? — предложил Луза.