Шестерки Сатаны

22
18
20
22
24
26
28
30

— Можно, но лучше не надо.

— Почему?

— Потому что если ты неправильно меня поймешь, то можешь наделать много больших глупостей. А если поймешь правильно, то сделаешь одну, но очень большую глупость.

— А если я тебя совсем не пойму?

— Тогда на фига тебе вообще что-либо рассказывать? Бред бредом, а какая-то логика в этом была.

— Но ведь зачем-то вы меня сюда притащили? — наивно спросил я.

— Да, — ответил Вася, — тебя вывели сюда, чтоб сделать выбор.

— Ну и что же мне предложат на выбор?

— Никто тебе ничего не предложит, — строго сказал Вася. — После того, что вы натворили в «Котловине», выбор зависит не от тебя.

— А от кого? — После этого моего вопроса, заданного, кстати, точно с такими же интонациями, как в БСК-1, Вася абсолютно так же воспроизвел то, что он ответил на этот вопрос 10 месяцев назад.

— От тех, кто меня прислал. Я не говорю, что ты должен им подчиняться, я констатирую, что ты будешь им подчиняться, хочешь ты этого или не хочешь. У тебя даже не будет выбора между жизнью и смертью. Ты не сможешь умереть, как бы тебе этого ни хотелось, без санкции тех, кого будешь называть хозяевами.

Как известно, почти в каждом американском фильме на полицейскую тему очередной бравый сержант или лейтенант, надевая наручники на очередного громилу, с которым насмерть дрался в течение последних пятнадцати минут фильма, вежливо произносит стандартную формулу: «У вас есть право не отвечать на вопросы, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Ну и насчет адвоката, конечно.

Мне показалось, что Вася, подобно штатовскому полицаю, тоже озвучивает некую стандартную формулу. На Руси из таких формул все хорошо помнят только одну: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». И поэтому то, что я услыхал по второму разу из Васиных уст, ассоциировалось у меня в большей степени с судебной российской, чем с американской полицейской формулой. Кроме того, я очень хорошо помнил, что в БСК-1 Вася предупредил, что говорит не совсем он.

— Послушай, ты случайно не «черный ящик»? — спросил я попросту, напрямую и, мягко говоря, пожалел об этом.

Фигура Васи мгновенно поменяла цвета. Будто его каким-то сверхбыстродействующим проявителем полили. Был весь белый с черным галстуком, а стал наоборот — черный костюм, черная рубашка, черное лицо с белыми волосами и белый галстук. То есть из позитива получился негатив. Но это было еще не все. Негативный Вася стал трансформироваться дальше. Белый галстук неожиданно стал обретать зеленоватый оттенок и терять свою угловатую форму. Пара секунд — и он стал похож не то на кабачок, не то на огурец, а еще через пару секунд — на кактус, ибо из него стали высовываться острые иглы-молнии, хорошо знакомые мне по снам, где я выступал в роли Майка Атвуда, и по яви, виденной на дне объекта «Котловина» и в его окрестностях. Потом этот вытянутый продолговатый «кактус» стал растягиваться вдоль горизонтальной оси, скругляться и довольно быстро превратился в относительно небольшого, но тоже хорошо мне знакомого «зеленого ежа», размером примерно с футбольный мяч.

Параллельно с трансформацией галстука в «ежа» происходил и другой процесс. Белые волосы негативного Васи тоже стали принимать зеленовато-искристый вид. При этом они стали быстро распространяться по контуру Васиного силуэта и очень скоро превратились в сияние, окаймлявшее черную фигуру. Вместе с тем сама черная фигура стала резко увеличиваться в размерах, черты лица начисто исчезли, ступни ног приобрели знакомую форму трехпалой лапы-ласты с перепонкой. А «еж» стал не то вплавляться, не то утапливаться внутрь фигуры и исчез в тот самый момент, когда Вася окончательно преобразился в «длинного-черного», ростом около трех метров. Теперь осталось лишь зеленоватое сияние по контуру фигуры.

Все это не заняло и одной минуты, по крайней мере мне так показалось. Белый Волк на Васины трансформации отреагировал недовольным рычанием, но набрасываться на «длинного-черного» не стал. Тем более что таковым бывший «Вася» оставался не больше двух минут. В течение этих минут «длинный-черный» начал быстро терять форму человекообразного существа, сжиматься, приобретать угловатость и, в конечном счете, превратился в довольно большой «Black Box»

— заметно крупнее, чем тот, что стоял на лестнице, но примерно вполовину меньше сибирского «черного камня».

— Значит, это правда? — пролепетал я, не очень соображая, к кому, собственно, обращаюсь.

— Правда, — ответил Васиным голосом не то сам «черный ящик», не то еще кто-то, скрывавшийся, как говорится, «за кадром».