Я прослушал эту запись от корки до корки, переписал на свою кассету и много раз прослушивал потом дома. Конечно, она была очень плохого качества, эта запись. Многие слова звучали почти неразборчиво, глухо, мешали треск, шум и мощное гудение. Зато я убедился по звучанию голосов, что вибрация, мощная и возникшая внезапно, действительно была. Вот как звучал на самом деле тот отрывок из переговоров, который я цитировал выше по газетам:
«— Высота 15 тысяч футов, облачность на нуле.
— Доверните два градуса к югу.
— Понял, довернуть два к югу… (тут следовала двухминутная пауза). — Затем дребезжащий, совершенно изменившийся голос пилота выкрикнул:
— В-в-ви-б-бр-ра-ц-ция! Б-б-бье-т! Ф-фл-ла-т-т-тер-р!
— Повторите! Ваша отметка на экране размазывается! Что там у вас, повторите!
— В-в-ви-б-бр-ра-ц-ция! О-ч-чен-нь с-силь-ль-н-ная… Р-ра-д-дар з-з-заливает б-б-бел-л-лым… М-муть в-в-в ок-к-н-нах… П-по-хо-ж-же, п-по-т-те-ют, но н-не т-то!
И тут издалека сквозь шумы и треск долетел отчаянный визг какой-то женщины:
— В-ведьмы! Спасите нас от них!
— Убе-р-ри-т-те д-ду-ру! — отчаянно заорал первый пилот.
— Нас р-расшибет! — это, как пояснил Билл, был голос второго пилота. — Сбрасывай газ!
— Т-там в сало-н-не все п-пл-лыве-т-тт! — А это, по свидетельству Билла Гарднера, говорил бортинженер.
— Снижайтесь до десяти тысяч! — потребовала вышка. — Попробуйте сбросить скорость! Закрылки выпускайте!
— С-скорость р-ра-стт-тет! Я уб-бр-рал, а он-на р-р-раст-т-ет! — отчаянно заорал пилот. — М-мы п-пад-даем-м в-в-вер-рх! Н-не-б-бо р-развер-рзлось!! Господи, спаси и сохрани!»
Гарднер обратил мое внимание на то, что отметка на экране наземного радара исчезла не одновременно с последней фразой, а несколько раньше. Его приятель, дежуривший на вышке, готов был под присягой поклясться, что отметка на радаре исчезла уже тогда, когда пилот вскричал: «Небо разверзлось!» Кроме того, последняя фраза «Господи, спаси и сохрани!» прозвучала так, будто вибрация прекратилась, то есть совершенно нормально, без дребезжащих заиканий…
Итак, прослушав запись, я понял, хотя и косвенно, что в салоне произошло нечто, ассоциировавшееся у какой-то пассажирки с деятельностью ведьм. В салоне — «все плывет». Это сказал, между прочим, бортинженер, то есть человек, который должен был знать и точно определить в терминах любую аварию или неполадку на борту. А он не говорит: «Пожар, разгерметизация, дым», он говорит: «Все плывет!» И в его голосе даже сквозь вибрацию ощущается изумление чем-то невиданным, фантастическим. И пилот тоже не мог определить, что творится у него в кабине:
«Муть в окнах… Похоже, потеют, но не то…» А разве мог пилот, даже попав в сильнейший флаттер, закричать: «Падаем вверх! Небо разверзлось!»? И не могла скорость расти, а самолет идти вверх, если были сброшены обороты двигателей! Тем не менее, если самолет и упал куда-то, то только на небо, ведь на земле-то его не нашли…
И тогда я предпринял логичный шаг: обратился к одному из специалистов НАСА, профессору Милтону Роджерсу. Этот едкий технократ, как водится, высмеял меня, пустопорожнего дилетанта.
— Знаете, мистер Браун, — сказал он мне, — я понимаю, когда такие сенсации муссируют газетчики. Но когда солидный бизнесмен, отец семейства, начинает размышлять о нечистой силе, это, ей-Богу, выглядит очень странно. Мы следим за огромным количеством действующих и «мертвых» спутников, причем все они имеют куда меньшие линейные размеры, чем «Боинг». Даже если предположить, что его каким-то невероятным образом выбросило в космос, то мы обнаружили бы его там намного быстрее, чем в пучинах океана. Ну а насчет того, что три женщины с вживленными микросхемами в мозгах, даже соединенные в какую-то цепь с помощью перстней, могут вызвать изменения в структуре пространства и времени — на это я могу только улыбнуться…
Уехав от Роджерса с полной убежденностью, что мне пора прекращать тратить время и деньги на бессмысленные изыскания, я все же оставил ему номер своего телефона. И через месяц услышал в трубке голос профессора:
ebooksa