Адская рулетка

А проснулся оттого, что совсем рядом профырчала машина. Как она въезжала во двор дачи, я проспал, но в момент остановки мой слух все-таки сработал и дал команду: «Подъем! Тревога!»

Вариантов было два. Первый: приехал хозяин. Столь ранний визит обладателя этих шести соток выглядел странным. День будний, все уже выкопано, чего он тут забыл? Разве только хочет взять отсюда что-то и отвезти на работу… Второй вариант: приехали грабить дачника. Тоже странно. Ничего путевого тут не возьмешь и не обязательно ради этого автомобиль подгонять. Да и можно было пораньше приехать, среди ночи, а не под утро. Рассвет хоть и слабо, но брезжит.

Хлопнули дверцы, судя по всему, две сразу. Глуховато прошуршали по траве и земле шаги. Долетели негромкие голоса, слов разобрать я не мог, но уловил

— разговаривали два мужика.

Я потихоньку раскутался, встал, стараясь не топать и не скрипеть, снял с веревки не просохший пиджак, надел на себя. Полуботинки обувать пока не стал. Они производили много шума, он не остался бы неуслышанным теми, кто находился внизу.

Приехавшие на машине тем временем отпирали входную дверь. Не ломали фомкой, а мирно отпирали ключиком. Внизу в комнате заскрипел пол, шаги протопали гулко. И голоса сразу же стали долетать до меня.

— Проходи, — сказал тот, кто был здесь, видимо, хозяином. — Свет включать не буду, и так не оплачивал с мая. Нечем. Мебель Лариска увезла, зараза. Вон лавка, присядем…

— Да, ложился ты, Родион. Впору, как твой тезка Раскольников, с топором за процентщицами охотиться.

— Да-а, сейчас поохотишься. Процентщиков хоть и валят помаленьку, но не топорами. Самый паршивый пистолет, на семи делах запачканный, — не меньше полтыщи баксов. И потом — это не для меня. Не сумею. Неврастеник-интеллигент. И вообще — неудачник от рождения.

— Брось ты, Родя, не втаптывай себя в грязь. Тебе ж сорока еще нет.

— То-то и оно, что уже почти есть. А ты объявления о приеме на работу видел? Кого фирмачи приглашают? «До 35 лет, в совершенстве владеющих английским языком». И, заметь, никому не нужны инженеры. В лучшем случае — сантехников ищут.

— Наштамповали вас при Советской власти с избытком, это правда.

— Каких с избытком, а каких и нет. У меня, между прочим, двенадцать авторских свидетельств. Диссер до сих пор под грифом «секретно». Сунься я в ОВИР — завернут тут же.

— Фигово. Я думаю, на Западе ты бы пошел.

— Раньше бы! Было б лет двадцать пять, ну, тридцать… Знать бы, как оно повернется — в евреи бы записался, честное слово! А сейчас, даже если и выпустят, мне там не прижиться. Дворником или садовником возьмут, мусорщиком, может быть. Говорить без акцента меня уже не научишь, а там на человека с ломаным языком и без больших денег ни одна фирма не станет смотреть.

— Да, положение… Дачу эту тебе будет туго продать, прямо скажу. Поселок неохраняемый — раз. Участок всего шесть соток — два. Вода далеко — три. В этом месте если за сотку тысячу баксов дадут — радоваться надо. Только вот кто даст, не знаю. Я лично — пас. Не куплю, извини. И сама постройка, скажем так, на живую нитку склеена. Сейчас под словом «дача» понимается уже совсем другое. То, что у тебя, — это садовый домик. Ты не обижайся, но у тебя ее смог бы купить только такой же пролетарий, как ты. А они сейчас все без зарплаты и без работы. Разве вот соседи расшириться захотят. Не интересовался?

— Соседи… Анна Григорьевна сама предлагала мне ее участок купить. А Виктор, который слева, свой участок уже кому-то загнал. Но этот мужик, которому он продал, только весной из загранки приедет. А я до весны не дотяну — с голоду сдохну или повешусь.

— Ну, это ты брось, Родя! Что, ты один такой? Народ крутится, вертится, зарплату не получает, но живет. Неужели ничего нельзя найти?

— Наверно, можно… Только так это похабно, я тебе скажу. И потом, я ж на работе числюсь все-таки. На биржу труда не запишешься. А уходить — боязно, кто его знает, как еще повернется.

— Короче, тебе и птичку съесть, и в кресло сесть хочется. Прав ты, конечно, насчет интеллигента. Самое вредное, что у нас есть, — это интеллигенция. Поваляться на диване, размышляя о страданиях народа, потрепаться на кухне, побрюзжать — это она может. А зад от дивана оторвать, повертеться хотя бы ради собственного выживания — лень. Но мало того, что они сами себя устроить не могут, так еще и другим на мозги капают: «Ах-ах! Это аморально! Ах-ах! Это неблагородно! Ах-ах! Это против исторических традиций!»