Гастроль без антракта

22
18
20
22
24
26
28
30

Затем откуда-то вынырнули таксисты. Это была вторая волна. Они тоже вкалывали на какие-то отели.

— «Каса бланка де Лос-Панчос»! — орал один из них особенно громко. — «Белый дом в Лос-Панчосе»! Изысканная обстановка, отличный вид из окон, чудесная кухня, наивежливейший персонал, никаких москитов, чистейшая и тихая лагуна, триста ярдов пляжа и всего в пятидесяти ярдах от дверей отеля! Всего пятьдесят долларов в сутки.

Что-то знакомое было в лице этого мужика. То, что он был из Лос-Панчоса — городишки, который я запомнил как скопище вонючих хибар, населенное какими-то полуидиотами, заставляло держаться настороже. Как мне представлялось, в рекламной речи таксиста все тезисы были стопроцентным враньем. Однако бывалый «папочка» с девицей на локте тут же подошел к этому таксисту. Сюда же свернули и остальные американцы. Оскалив белозубую пасть, мулат распахнул заднюю дверцу. Усадив разновозрастную парочку, он ловко щелкнул пальцами, будто кастаньетой — я сразу вспомнил милочку Соледад, которая так же умела щелкать, — и к нам подъехала еще одна машина с точно таким же опознавательным знаком на желтом кузове, как и у первой: «Каса бланка де Лос-Панчос». В нее сели сразу трое: муж, жена и детеныш лет двенадцати. Поскольку детеныш был довольно длинноволосый, но в штанах, определить, девочка это или мальчик, я не смог. В третью машину влезли мы с Ленкой. Хрюшка нашла убедительнейший аргумент:

— Видишь, все туда едут! Полста «зеленых» — не деньги.

Я подумал, что янки наверняка знают, что тут — дерьмо, а что — нет, и решил доверить свою судьбу опыту крупнейшей империалистической державы.

Водила на очень плохом английском пытался рассказать мне, какой славный город Лос-Панчос, до тех пор, пока не вытянул из меня фразу, произнесенную на испанском языке с хайдийским акцентом и выговором, которым славится район Боливаро-Норте в Сан-Исидро:

— Не много ли ты привираешь, компаньеро?

Удар кирпичом по голове произвел бы на него меньшее впечатление. Водила,уже гнавший свой желтый драндулет по кольцевой шестирядке, аж дернул рулем и вильнул машиной. Наш московский таксер вряд ли обалдел бы, даже если б арабский шейх в бурнусе заговорил с ним по-белорусски. Там все видали… А вот тут, на Хайди, видать, еще не привыкли, чтобы явный европеоид — и так говорил.

— Ей-Богу, не вру, сеньор! — Водила прикоснулся губами к большому пальцу правой руки.

— Что-то я не помню у вас в Лос-Панчосе шикарных отелей.

— Должно быть, вы давно у нас не бывали, сеньор. «Каса бланку» построили всего три года назад.

— А кто хозяин?

— Фелипе Морено, сеньор, если вам это что-то говорит.

— Это тот, что был мэром еще во времена Лопеса? Он вроде бы раньше торговал рыбой?

— Именно тот, сеньор. Коммунисты, когда была революция, его чуть не расстреляли. Они окунали его головой в унитаз и изнасиловали его жену.

Это меня приятно обрадовало. Насчет того, что Морено собирались расстрелять, я припомнить не мог, а вот остальные преступления против его личности и достоинства его жены мог смело записать на свой счет. Остановиться в отеле, который содержит столь давний знакомый, было бы оригинально. Тем более что супертолстуха — супруга мэра — могла оказаться где-нибудь поблизости… Я вспомнил, каково было Дику Брауну, когда он узнал о своей ночной деятельности и «национализации» сеньоры Мануэлы. Даже сейчас мне, Баринову, хотелось сказать: «Бр-р-р!»

— Слушай, а кто ведет головную машину? — спросил я водилу. — Что-то уж очень знакомое лицо…

— Немудрено, сеньор. Это же Марсиаль Гомес. Он несчастный парень. После революции его выгнали из полиции и чуть-чуть не посадили.

— Он помогал партизанам?

— Да что вы! Просто кто-то написал донос, что его дед был генералом у партизан. Конечно, сажать его не стали, но на службу больше не взяли. Только Морено и решился взять его к себе в обслугу. Теперь он у нас за старшего.