Невольник мести (= Инстинкт бойца)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Наряд вне очереди получил? – шепнул ему Скутер.

– Ас отдыхает, у него впереди много работы, – ответил Саша Богданкин. – И вы ложитесь, покемарьте минут сорок.

62

Когда Марковцев проснулся, то увидел рядом сопящего Пантеру. Как и остальные, Пантюхин спал на спине, скрестив руки поверх автомата и приспустив на глаза вязаную шапочку. Сергей на восемнадцать лет был старше Пантеры и поймал себя на мысли, что относится к этому парню особо, по-отечески, как и к Жене Заплетиной, которой едва стукнуло двадцать. Марк не думал о том, что лежащий рядом с ним боец, только что вернувшийся из рейда, убил одного, а может, двух бандитов. Подобными категориями он уже давно не мыслил; а на заданиях такие мысли не возникают вообще.

Начнется бой, подумал Марк, и я постараюсь быть рядом с ним. Вроде бы несправедливое решение, ас другой стороны, ведь с кем-то он встанет в пару. Исходя из плана, его напарниками будут три человека:

Муха, Удав и Рубильник.

Моей бы кобыле такого парня, вспомнил Сергей о дочери. Погулять на свадьбе...

Это предположение вызвало на лице Марковцева улыбку. Вот он поднимает рюмку, обращаясь к безликой воображаемой толпе присутствующих: одни руки и подрагивающая прозрачная жидкость в рюмках, опрокидывающаяся неизвестно куда. Среди этой толпы только одно четкое лицо – Пантеры, одетого в строгий костюм и галстук; даже лицо дочери слегка размытое.

Вдруг Марковцев поймал себя на том, что представляет не свадьбу, а похороны. Что праздники как таковые не для него и не для Пантеры, а для тех, чьи лица так расплывчаты...

Сергей попытался заглянуть в будущее. Вот он вернулся с задания. Вот встретился с Катей. Вот пролетели, как одно мгновение, счастливые, несомненно, дни и недели. А потом его неспокойная душа отвергнет опеку, сбросит с плеча ласковую ладонь женщины, о которой он мечтал. А что последует за этим грубым жестом? Дальше непроницаемый туман, откуда разносится призывное карканье. И он пойдет на этот звук, обязательно пойдет, пока не ткнется ему в ладонь чья-то корявая рука. А все потому, что он никто – и здесь, в этом чужом краю, и в своем родном тоже. Он подневольный в неволе – Катя оказалась права не на сто, а на все двести процентов.

– Не спишь, Максимыч? – не поднимая с глаз шапочки, Пантера чуть повернул голову в сторону старшего товарища. – Я тоже. Сестру вспомнил. Она теперь в Афинах живет. Глупая. Плачет, целует меня: «Ты не обидишься? Я замуж выхожу. Уеду в Грецию». – Пантера вздохнул. – Нас тетка воспитывала: у самой трое детей было, да нас с сестрой взяла.

– А родители?

– Мать утонула, а отец спился потом, – тихо ответил Пантера. – Ты был в Греции, Максимыч?

– Мне нельзя туда, – улыбнулся Марк. – Боги там близко. Я не люблю богов, и они не благоволят ко мне.

Пантера качнул головой.

– Странный ты человек, Максимыч... Скажи честно, зачем ты здесь?

– Честно?.. – Марк долго не мог ответить. – Честно как-то не получается.

– Как хочешь... – Михаил вдруг улыбнулся. – Знаешь, кого ты мне напоминаешь?

– Кого?

– Воспитателя в детсаду.