Катя знала место, где лежал сейчас Сергей.
Она бросилась к проходной, рискуя получить пулю: едва она сделала несколько шагов, как со стороны громадной бреши послышались первые автоматные очереди и резкие выкрики диверсантов.
В холле не осталось ни одного целого стекла. Два человека метались в шоке по залу в поисках выхода, но не находили его. Натыкались, ничего не соображая, на стойки контроля, стойки дверей, рамы и возвращались в центр. Под ногами ковер битого стекла, местами политый кровью, в разных его концах лежали люди, в основном охранники, изрешеченные осколками. На стойке №1 распластался окровавленный труп Егорова. Он лежал на ней спиной, сложившись надвое. Валентина откинуло взрывной волной в ту же сторону. Охранник сидел, не подавая признаков жизни, уронив голову на грудь, а сверху на него капала кровь начальника отдела.
Алексей Родионов сумел отползти от стойки профайлинга. Он поджал под себя ноги, прислонившись спиной к пластику, и не мог оторвать взгляда от мертвого контролера.
Основная ударная волна пошла в двух направлениях. Один поток смел все живое и неживое, вырываясь через оба КПП, другой смертоносной косой прошелся по первому этажу правого крыла здания, прихватывая второй и третий; затем его отраженный вал догнал первый поток и на самом исходе добавил ему силу. И если на третьем этаже рамы устояли, стряхивая стекла, то на первом их не осталось. Там не было ни одного живого. Весь личный состав группы быстрого реагирования превратился в груду изувеченных тел.
Кто-то склонился над Алексеем, и он услышал голос:
— Эй, ты живой?
Он чудом уцелел. Он уронил идентификационную карту Егорова, нагнулся за ней и долго шарил рукой в ее поисках... А потом уже не мог даже приподняться над взрывной волной. Она задела его краем, выдрала и протащила по полу. Она выкручивала все на своем пути; даже руки Родионова покоились на его коленях неестественным образом. Он словно просил в вестибюле милостыню, вывернув руку в обратную сторону и стесненно отворачиваясь от дающего.
— Живой, спрашиваю? А ну-ка вставай! Ты работаешь здесь?
— Да. — Наверное, в чувство его привел пистолет в руках... Ну да, женщины, одетой в пальто и брюки.
Нужно уходить отсюда. Невыносимо смотреть на кровь, на тех, кто совсем недавно был жив и говорил с ним. За одно мгновение Алексей очутился дома, побродил в четырех стенах, натыкаясь на мебель, поглядывая в окно, ломая пальцы, покусывая губы. Подходил к двери, касался ее, но отдергивал руку, словно ожегшись, и снова возвращался в комнату. Что-то тревожило его, но что? Что-то смутное окружало его, какая-то среда обитания, серая масса с тусклыми взглядами, и все это лепилось к чьему-то невидимому хребту. Что мелькало на фоне однообразных декораций и тоскливо подвывало.
Исподволь он думал о своих сослуживцах, которые были совсем рядом. И в то же время их нет.
Кошмар...
Всего несколько мгновений понадобилось Алексею, чтобы прийти в себя. Сбросить оцепенение он не мог, разве что распахнуть его на себе, разорвать, как десантный тельник, и хватануть воздуха.
Он не знал эту женщину, но она была живой среди мертвых. Невероятно живой, деятельной. Она будто произнесла пароль, объединяя свои и его мысли; и Родионов ничуть не удивился, что они совпали.
Катя назвала номер отдела: 12-Г.
— Знаешь, где это? — спросила она, снимая пальто и оставаясь в свитере. Ремни оперативной кобуры проходили под мышками и перехлестывались за спиной.
— Знаю. Пойдемте.
Он уходил от своей среды обитания и желал лишь одного: по возвращении снова увидеть серую, но не кровавую массу.
Только чудес на свете не бывает.