Если враг не сдается

Отрывисто говорил. И его слова тоже ложились на рваный ритм железной дороги. Далеко сейчас Миротворец, но его слова близко, артиллерийскими залпами бьют из-под колес. И с каждым залпом всё ближе. Их судьбы невероятным образом пересекались: «уставшего от беспредела» Миротворца, открыто выступившего по ТВ, начальство решило «спрятать» под тот же эксперимент Генштаба и особо совестью не мучилось: Миротворец был способен создать на территории противника активно действующую группу диверсантов (не фронт, конечно), но что дальше?.. Он не свихнулся, но, по его словам, уже ничего не чувствовал. И отсчет пошел с того момента, когда завалил он первого своего «духа». А после буквально вырвался, как джинн из бутылки, не на свободу, а на волю.

«Какой он на самом деле?» — задавался Сашка вопросом. Старшего сержанта Мельникова он видел только по телевизору и то не поверил, что с экрана говорит именно этот парень. Ему показалось, что кто-то озвучивал Миротворца.

...Сашка открыл дверь тамбура и, выбросив окурок в беснующуюся между вагонами снежную кашу, вернулся в купе, где продолжился разговор с попутчиками.

Один из них — Сашкин ровесник — в армии не служил и наивно допытывался, как там, хоронят ли пресловутые окурки, процветает ли дедовщина. Действительно, наивный. Дедовщина сидит в тебе. Сильный избавится от нее, слабый — нет. Такова реальность, выживает сильнейший. Есть ли в этом правда, ответ лежит во времени, в том, в котором мы живем, философски ответил Сашка.

Он не хотел показать себя умудренным опытом сержантом, спецназовцем, просто всё то, что он видел и прошел в учебке, а позже во время боевой стажировки в Чечне, буквально выплескивалось наружу. Этот парень, не нюхавший пороху, не виделся Литвинову «косильщиком» от армии, по большому счету это его личное дело. В чем-то он, несомненно, выигрывал, предъявляя на медкомиссии липовые справки, в чем-то уступал тому же сержанту Литвинову. В чем? Хотя бы в том, что ничего не сдвинется, говоря словами Миротворца, в его «уродских мозгах».

У Сашки сдвинулось, факт, что сдвинулось, во всяком случае, он имел собственную точку зрения на то, что действительно происходит в Чечне, точнее, он соглашался с тем, что республику вернули к мирной жизни раньше, чем отвоевали... Он видел всё это своими глазами, когда смотрящими открыто, а когда через оптику снайперской винтовки. Видел много того, что не укладывалось в голове. Как солдаты, которым не выдали индивидуальных жетонов, писали на бумаге свои имена и фамилии, адреса, закладывали эти жалкие и в то же время дорогие клочки бумаги в гильзы, сплющивали дульца и зашивали их в одежде на правом плече и левой ноге, держа в голове страшное слово «фрагменты». Никто не хочет остаться неопознанным трупом, никто не хочет покоиться под камнем с надписью «Неизвестный солдат».

Вот она, правда войны, правда пацанов, Сашкиных ровесников. Да и какие они пацаны, носящие кто на груди, а кто в одежде свои личные данные? Поймет это попутчик? Никогда. Пока сам не возьмет в руки гильзу, которая будет биться на груди, как борется с неспокойными волнами бутылка с запиской о помощи, брошенная в океан.

Бездна.

Россия.

Синонимы.

Сашкин попутчик ехал в Самару, Литвинов же не доедет до нее около ста пятидесяти километров. Он один. Без провожатого, как выразился комбат. Его точила, не могла не точить душу мысль повидаться с родителями. Жаль, что Коломна не на пути, жаль, что поезд не останавливается в родном городе — хотя бы на пять минут, которые могли пройти в коротком свидании с матерью. Только коротком. Перрон, гудки локомотивов, предостерегающие голоса проводниц и диктора вокзала: «Просьба пассажирам занять свои места...» Пять минут, так много и так мало. «На перроне. У вагона. Всего лишь пять минут».

— А ты махни в Коломну, — подогревал Сашку попутчик — Один же едешь.

— У меня предписание... Патруль задержит.

— Слушай, а почему после командировки в Чечню тебя снова в школу снайперов отправили?

— Так положено после стажировки — курс заканчивал.

— Значит, в той части, куда ты едешь, ты никого не знаешь?

— Как и меня тоже, — невесело усмехнулся Сашка, занятый своими мыслями. Коломна. Перрон. Свидание. Предписание. Патруль.

Чертов патруль! Им свою спину не покажешь и голосом, который слышала вся страна, свой дурацкий поступок не объяснишь.

Эх, вздохнул Сашка, смех да и только.

— Не грусти, парень, напишешь родичам, они приедут к тебе.