В голову?!
Клим не мешкал ни мгновения. Он толкнул снайпера под локоть в тот момент, когда тот потянул спусковой крючок...
Свист пули нельзя спутать ни с чем. Она просвистела в пяти метрах позади Колчина, сбивая с марены шерстистые светло-зеленые мутовки. Спустя мгновение капитан услышал громкий и резкий хлопок выстрела слева от себя. Он круто повернул голову в ту сторону и отчего-то представляя не стрелка, а себя в оптику снайперской винтовки. Губы слились с обескровленным лицом, глаза широко открыты... Казалось, невидимая глазу оптика гипнотизирует не хуже черного отверстия в стволе и ввинчивает насмерть перепуганное сознание по нарезкам канала, вплоть до острия пули... Вплоть до обратного процесса, до полного и проникающего контакта пули с сознанием.
Колчин чудом избежал фатального знакомства. Он повалился на землю, перекатился в низкой траве. Потом — плашмя, опираясь попеременно на руки-ноги и корпус, — сменил позицию, оказавшись под защитой кустов.
После выстрела прошли короткие мгновения. Хотя зрительный поединок со снайпером длился долго, очень долго, то время наглядно показывало, что может менять свои качества. Когда капитан затаился, перед ним упал сбитый пулей мелкий, невесомый цвет марены. Невольно глянул назад, откуда пришел. Это был единственный путь к отступлению.
Выстрел снайпера показал капитану, что за него взялись всерьез. Пока это предупреждение — невозможно представить, что стрелок промахнулся со ста пятидесяти — двухсот метров, держа в руках такой мощный инструмент, как британский «suppressed». Возможно, дальше последует что-то вроде призыва к переговорам. Но Колчин изначально отказался от них. Он держал в голове диверсионную группу, которая сбила два вертолета и хладнокровно добила раненых из огнестрельного оружия. Климовский экипаж — ее аналог. Что для них один человек, когда они валят пачками.
Маскируясь кустами, он пополз обратно. Когда достиг тропы, побежал в полный рост. И вдруг остановился: до него донесся отчетливый выкрик:
— Беги, капитан!
И его перекрыла череда звуков лязгающего затвора «вала». Как таковой автоматной очереди Олег не услышал. Пули прошли высоко над головой. Что также расшифровывалось как предупреждение, но иного свойства.
«Бережной...» — моментально определился Колчин. Больше никто из команды Клима его предупредить не мог.
Снова со стороны обстрела раздался крик. На сей раз невнятный, приглушенный...
Олег сделал один шаг назад, второй... Остановился. Теперь Бережному уже ничем не поможешь.
Вряд ли капитану полегчало от того, что среди тех, кто шел за ним по пятам, не было Алексея. Вряд ли их больше двух человек. Но оба они — серьезные противники. Они уже пролили кровь.
Капитан попал в ловушку, расставленную им же самим. Куда бы он ни ступил, везде натыкался на силки. Впору останавливаться и ждать конца. Но человек устроен так, что борется до последнего, бежит, пока хватает сил, потом ползет...
И он побежал навстречу Алексею Бережному, оставляя его образ позади.
Бережной вымотался. Его забег, начавшийся еще вчера вечером, только считался таковым. Попадались такие места, где не пройдет и десятиборец. Там Земля, проваливаясь по плечи, еле передвигал ногами. Скакал с кочки на кочку, падал, вставал и снова шел. Не понимал, откуда берутся силы. Подстегивал себя с двух сторон: успеть, догнать, опередить.
Успеваю...
Он уже бросил всматриваться в следы. И так понятно, что капитан идет к протоке, за которой ему откроется едва ли не прямой выход к морю.
С рассветом — около пяти, когда всполошились славки, — Бережной снова увидел следы, но более четкие и определил их давность в пятнадцать-двадцать минут. Капитан прошел по низкой траве, заступил на мох, свернув к кленовому подлеску — видимо, на короткую передышку. На таких участках следы становятся почти незаметными уже через час, а через три — помятая трава полностью выпрямляется.
Успеваю...