«Колчин, — отметил Тульчинский вторую фамилию. — Олег Колчин. Неужели Олегу не надоела эта работа и он вернулся в центр?» С Колчиным они познакомились в начале 1997 года, а по прошествии нескольких месяцев произошло то ЧП. После о Колчине Влад ничего не слышал.
В реальный мир Тульчинского вернул голос старшего офицера.
— У нас есть веские основания полагать, что кто-то именно из этой четверки напрямую причастен к гибели обеих спецгрупп. Смотрите, что получается. В августе 97-го погибают курсанты, как таковой центр перестает существовать ровно через месяц. Но стоило ему «открыться» в этом году, как спустя тот же месяц история повторяется. Грубо говоря, между происшествиями лежит не пропасть в шесть лет, а всего лишь восемь недель — это по максимуму.
«Понятно», — кивнул Влад. «Грубая» арифметика полковника выглядела вполне логичной.
— Теперь об обещанных деталях. Если что-то будет непонятно — переспрашивайте. Появится возможность — добавляйте или поправляйте меня. Итак, в 97-м году дело фактически замяли. До сегодняшнего дня дошла лишь информативная часть — и никаких деталей. Ну, почти никаких. Оперативная группа военной разведки провела расследование и вот к каким выводам пришла: группа высокопоставленных военачальников приказала уничтожить все материалы по этому делу, по ее же приказу был фактически расформирован офицерский и мичманский состав «Дельты». И еще один интересный момент: НИИ-17 — научно-исследовательский институт нашего ведомства. Сотрудник одной из лабораторий «почтового ящика» погиб в автокатастрофе — как раз в конце сентября 1997 года.
Теперь, собственно, что такое этот 97-й год. Это последний год руководства нашим ведомством... — Артемов указал карандашом на портрет генерал-полковника Федора Ладыгина, — с тех пор у нас другой шеф. В 97-м был старый президент и его администрация. А сейчас все новое.
— Но история-то старая, — вставил Тульчинский, вернув наконец-то листок с фамилиями офицеров, военно-морской базы.
— И поэтому тоже руководство военной разведки заинтересовано в том, чтобы расследовать оба дела.
«Чтобы узнать, какие грязные и не очень дела велись прежним руководством как ГРУ, так и государства», — мысленно продолжил Влад.
— Я люблю свежую птицу, а вы мне подсовываете старого «глухаря», — начал злиться агент.
Артемов даже бровью не повел. Он повторился, чтобы продолжить:
— ГРУ заинтересовано в расследовании, но не заинтересовано в том, чтобы всплыли факты шестигодичной давности по двум обоснованиям. Первое: военная разведка не знает причин, а они могут быть различного толка...
«Скандального, — мысленно подкорректировал собеседника Тульчинский, — или преступного».
— Второе, — продолжал Михаил Васильевич, — вытекающее из первого: знать причины, чтобы исправить положение...
А это прозвучало из уст полковника как аксиоматическое высказывание Пьера Тейяра де Шардена:
Этакий девиз для спецслужб.
— ...И сокрыть факты ЧП 97-го года даже от военной прокуратуры. Прокуратуре даны рекомендации работать крайне осторожно, чтобы не возбудить ажиотажа вокруг гибели курсантов. Одна из ее задач — представить смерть курсантов как несчастный случай, что бы ни случилось на самом деле — будь то халатность, неосторожность, злой умысел и так далее.
Тульчинский согласно покивал. Для ГРУ работать с военной прокуратурой в тесном контакте не означало полной открытости. Есть дела, которые подлежат рассекречиванию через пятьдесят лет, а есть такие, которые вовсе не подлежат обнародованию. К таким делам относилось и дело 97-го года, поскольку его не расследовали, а большая часть материалов была уничтожена. И, конечно, не было возможности спросить у прежнего руководства об обстоятельствах той трагедии.
— Потому вы едете в центр на полулегальной основе. И чтобы история не повторилась, — продолжал Артемов, — Чтобы случайности, а я в них не верю, окончательно не превратились в закономерность.
ebooksa