— Лицом к стене. Руки за голову, — распорядился один из них — рыжеватый, с вдавленной переносицей. Он обыскал Сергея и разрешил опустить руки. — За мной. — Он шагнул в кабинет, посторонился и указал на стул. — Садись.
Климов оказался на привычном месте. Когда парень вышел, он глянул на человека, сидящего за столом следователя; место за небольшим столом, где обычно находился адвокат, сейчас пустовало.
Он не мог дать хоть сколько-нибудь точной характеристики на этого человека, отметил лишь его волевой подбородок, императивный взгляд, довольно капризный изгиб губ.
У Паршина не было причин опасаться идти на контакт с «рядовыми». Практика показывала, что именно они и «молчали больше всех». Может, по причине большей боязни. К тому же обработка на самом высоком уровне давала больший результат, накладывала ответственность. Это как получить приказ не от командира взвода или роты, а лично от главнокомандующего. После такого «зомбирования» люди из шкуры лезут.
Сергей Климов сразу отмел версии о новом адвокате и следователе. Этот властный человек, еще не произнесший ни одного слова, отчего-то внушал страх. Но он, как ни странно, истекал по мере того, как густой баритон генерала набирал обороты.
— Ты понимаешь, что ты позоришь не только спецназ и армию, но и Верховного главнокомандующего?... Вот из-за таких, как ты, ящик моего стола не бывает пуст. Меня зовут Александром Петровичем. Я являюсь помощником Верховного — но к Минобороны отношения не имею. Я знаю, когда тебя бросили. Когда ты получил приказ об уничтожении свидетелей. И это, на мой взгляд, было оправданно.
Сергей был в полной растерянности. Впервые за эти восемь дней он слышал слова об оправдании. И явственно услышал звук... падающего ножа.
Торопился этот человек или нет, но он здесь. Для того, чтобы Клим... вернулся с войны. На глаза спецназовца набежала соленая пелена, стало трудно дышать. Грудь переполняла смесь благодарности и отчаяния. Пока что в равной пропорции. Но вот тоска стала с позором уступать признательности, и Клим заплакал...
Он еще молодой, ему всего двадцать один год. Он рано повзрослел — война заставила, он считал свое взросление искусственным. Часто напускал на себя суровость, но отчетливо понимал, что она не настоящая, а лишь маска. Мечтал о доме, где хоть на короткое время вновь станет «пацаном», а потом повзрослеет уже по-настоящему. Время не терпит договоренности? Ерунда, он договорится с ним.
Прав, прав этот человек: Клима бросили. А он здесь для того, чтобы подобрать. И он не падальщик, не стервятник. Он называет Сергея ласково: «Ну, ну, успокойся, сынок...» И снова в его голосе звучит металл — но мягкий и ковкий, как золото.
— Я дам тебе будущее и возможность забыть о прошлом. Но о нем буду помнить я. В моей власти вернуть его. Понимаешь, о чем я говорю? Я тебе даю шанс на новую жизнь. Ты не виноват перед обществом, виновата война.
А Сергей мысленно поддерживает разговор:
«Но рано или поздно мое прошлое вскроется».
И будто слышит ответ генерала:
«Какое прошлое? За тобой нет судимости».
«А трупы?»
«А на ком их нет? Разве спецназ не убивал? А ты как раз из этой когорты, если кто и способен понять, то свои, спецназовцы, среди которых ты вскоре окажешься».
Климов вздрогнул. Неужели генерал умеет читать мысли? Или это он сам произнес свои мысли вслух?
Нет, он не мог ослышаться: «...среди которых ты вскоре окажешься».
ebooksa