Прокопец понимающе ухмыльнулся:
— Вишневая.
— Попадет тебе.
— Наверное... — Он согласно кивнул, но так и не смог согнать с губ самодовольной улыбки. — Короче, мужики, мне с вами не резон надолго оставаться. Недавно я одному предлагал явиться с повинной — он не захотел. А мне придется. Чем быстрее, тем лучше. Шефу там одному нелегко. Давай, друг, — обратился он к водителю, — прижимайся, высадишь меня.
Ловчак, сидевший у левой двери, протянул Прокопцу диктофон Аксенова.
— Передай следователю, — попросил он.
— Откуда он у тебя? — Прокопец узнал диктофон начальника: крышка кассетоприемника была изрядно поцарапана, дочь следователя, Ольга, прилепила на нее наклейку от жвачки, Аксенов долго потом счищал ее.
— Врач отдал. По просьбе Аксенова он хотел задать Авдонину несколько вопросов о мальчике.
— Задал? — машинально спросил Прокопец, всматриваясь в полупрозрачную крышку: на приемной катушке было приблизительно около десяти минут записи, так на взгляд определил следователь.
На этот вопрос Ловчак пожал плечами:
— Если и задал, то Авдонин ему ничего не ответил. Иначе Аксенов был бы в курсе их разговора.
Прокопец вынул из диктофона кассету и протянул Кавлису.
— Ну-ка, Николай, включи магнитолу. Послушаем, что там говорил врач Авдонину.
Кавлис перемотал пленку на начало и включил воспроизведение.
Вначале слышалось лишь шипение пленки, затем четкий и громкий голос Марата:
«Андрей... Все хорошо. Я снова рядом с тобой».
— Это голос Марата, — пояснил Ловчак.
Прокопец приложил палец к губам: «Тише».
«Андрей, ты должен ответить мне на один вопрос: что говорил тебе мальчик, которого ты вез в машине? Нет, с ним ничего не случилось, он даже не пострадал. Всего несколько слов, Андрей».
Магнитофон около двух минут воспроизводил только тишину. Потом до приятелей донеслись какие-то ритмичные щелчки, которые вскоре были опознаны, как шаги. Затем приятный женский голос: