Группа особого назначения

22
18
20
22
24
26
28
30

Прошла, наверное, целая вечность.

Появилось необоримое желание позвонить отцу, услышать его голос, пообещать ему прийти в гости всей семьей.

Семьей... Всей семьей...

Чем-то несбыточным повеяло от этих слов. Ожидание было мучительным, тоскливым.

Женщина метнулась в коридор. Ей снова показалось, что на лестничной клетке раздались голоса: мужской и детский. Припала к «глазку»... Так и есть. Какой-то мужчина поднимался по лестнице, ведя за руку девочку. Прошли мимо, поднимаясь на верхний этаж.

Мимо прошли.

Татьяна вернулась к столу. Посидев немного, снова подошла к окну.

Снег... Легковушки... Соседи...

Взгляд на часы: без пяти четыре.

Наверное, звонок раздастся ровно в четыре. В четыре — ни минутой раньше или позже. Осталось ровно пять минут; много. Триста секунд — мало.

Двести девяносто девять, двести девяносто восемь...

Нет, много.

Как привязанная, минутная стрелка замерла на месте. Татьяне показалось, что часы встали. Она прислушалась: нет, идут, работают. «...Постоянно гудит». Значит, работает... Снимать трубку только в паузах между звонками. Иначе сгорит порошок в трубке. Не может сгореть, это бабушка придумала.

«Николай?.. Всем составом... Хорошие новости...»

Сегодня все закончится.

Именно сегодня. Закончится все. Коля обернулся от порога, это плохая примета или нет? Он не вернулся, просто бросил взгляд через плечо.

«Женщина! Эй, женщина! Ну и походочка у вас! Несетесь как на пожар! Это вы уронили, я видел».

И пошел прочь. Скомканная десятка осталась на грязном снегу. Но не обернулся, молодец, Саша!

Татьяна встала, взяла с подоконника пачку сигарет, нервными пальцами распечатала, неумело прикурила. Вернулась к столу за пепельницей, в зеркале увидела свое отражение, впервые, наверное, не заметив на щеке родинки.

Пепельница рядом, на подоконнике, но Татьяна рассеянно стряхивает пепел в цветочный горшок.