Перекусит на скорую руку — и на улицу.
«Мам, пить хочу! Вынеси в коридор, разуваться неохота».
Она выносит в коридор банку воды. С Мишкой ватага пацанов, напьются — и снова во двор, играть в войну. Пить всегда приходили к Мишке — сам предлагал, жили Зенины на первом этаже.
— Мам... Дай воды.
— Сейчас, сынок. Может, соку выпьешь?
— Не хочу. Сок пусть Санька пьет. Я долго спал?
— Десять минут.
— Эх... Потянуться охота. — Михаил сморщился от боли. — Сил нет как потянуться охота. Санек, а ты чего такой грустный? Выше нос, дружище! Мы еще повоюем. Я тебя научу ножи метать. Ты не видел, как я ножи метаю?
Санька через силу улыбнулся и покачал головой.
— Э-э, — протянул Михаил, — много потерял. Я не хвалюсь, но многие говорят, что довольно прилично.
Зенин, бывший лейтенант особой бригады «Черные беркуты», не хвалился, он прилично метал все острое, вплоть до сапожных гвоздей.
— Ты как хочешь, сынок, — строго проговорила женщина, — но в следующий раз я скажу Николаю Александровичу, что тебя нет дома. Не отпущу никуда!
Уголки губ Михаила дернулись. Он с укоризной посмотрел на мать.
— Мам, мне ведь не только потянуться охота.
— А что еще?
— Засмеяться. Не смеши меня, мать, у меня ж спина болит. Два укола под лопатку засандалили.
Месяц спустя
Кавлис и Зенин стояли на некотором отдалении от плаца, где проходила строевая подготовка. Михаил с какой-то жадностью впитывал в себя атмосферу воинской части, не обращая внимания на кучку старослужащих, бросавших на него заинтересованные взгляды. Лишь раз, когда до его ушей донеслось слово «беркут» и собственная фамилия, не смог сдержать самодовольной улыбки.
Толкнув в бок Николая и кивнув на «дедов», тихо сказал:
— Однако знают нас. Лично мне приятно.