Оборотень

Животный крик навсегда потонул в металлическом скрежете. Смятый «Москвич» зажало между колесами тепловоза и, несмотря на отчаянные попытки машиниста остановить тяжелый состав, протащило три километра.

Но к тому времени, когда поезд наконец затормозил, Убийца был уже далеко. Удаляясь в сторону столицы на собственной машине, которая дожидалась его на лесной просеке неподалеку от переезда, он в пятый раз обратился ко Всевышнему:

«Упокой, Господи, душу ее…»

26

Все устали в этот крысиный год.

Следователь Акинфиев тоже устал. Устал от непонятного и необоснованного недоверия начальства, устал просчитывать группировки, направления, позиции и тенденции, устал от непривычного положения вдовца, от небывалого роста преступности и сознания собственной беспомощности, от непрерывной боли в животе, от непредсказуемости завтрашнего дня, обилия версий и домыслов, дерьмового финансового положения, а больше всего — от обреченности на одиночество.

«Доктор тебе сказал не нервничать, вот и не нервничай, — уговаривал он себя, доставая из пыльного старенького чемодана елочные игрушки. — Утро вечера мудренее, а Новый год и подавно мудренее старого!»

Елку он приобрел загодя — по случаю, дрова тоже наколол заранее. К половине одиннадцатого с приготовлениями было покончено. Оставалось время для телефонных звонков, и он стал названивать всем знакомым, приятелям, сослуживцам, отбросив китайские церемонии и не дожидаясь, что кто-то позвонит ему первым.

Как ни странно, этим «кем-то» оказался Шелехов.

— С наступающим тебя, старик! — воскликнул он несколько излишне возбужденно, из чего было ясно, что начупр последовал примеру всенародно любимых поклонников легкого пара. — Как я тебя к праздничку-то разгрузил, а? — рассмеялся шеф.

Акинфиев подумал, что вот если бы Шелехов не выпил, то, пожалуй, и не позвонил бы, и от этой шальной мысли ему стало как-то не по себе.

— Спасибо, Василий Михайлович, — сдержанно ответил старик. — И тебя также!

— Ты, Акинфиев, не журись. Они там теперь свою кашу варят, так что нам с ними не по пути. Нам процент повышать надо. А это значит что?.. Правильно: закрывать все, что можно закрыть, и не возбуждать того, что само не возбуждается, — сострил Шелехов и сам засмеялся своей шутке с бородой, как у Карабаса-Барабаса.

— Значит, они лучше нас работают. Профессионалы. А мы — так, погулять вышли, — парировал следователь.

Несколько секунд в трубке раздавалось сопение — очевидно, Шелехов решал, стоит ли обижаться на такие слова.

— Нет, почему же, — решил он все-таки обидеться. — У нас профессионализма примерно поровну. Мы Сатану разыскиваем, а у них покойники воскресают.

— Вот-вот, именно, что покойники, — горячо поддержал Акинфиев. — Не объединить ли нам, понимаешь, усилия в новом году?

— Опять?! — испугался Шелехов.

— Нет, ты послушай минутку. У меня тут новая версия появилась. В связи с этим Грачом, который «воскрес». А ну как он оборотень, а?.. Оборотни, как известно, следов не оставляют. И у нашего убийцы никаких следов. Это же какое дело будет! Дай мне, Вася, возможность прославиться перед пенсией. Грач — убийца, которого никто не ищет: его нет в живых. Он есть и его нету. Мертвец!.. «Представляешь заголовки в газетах: „Мертвец-убийца“?..

— Брось, Александр Григорьевич, — не принял шутки явно протрезвевший Шелехов. — Знаешь разницу между нами и ними?