Пью чай. Если Дрозд, лучший друг «Барса», вымолил у генерала командировку к «чехам», да еще с шестью группами лучших спецов по ведению антипартизанской войны из элитного спецназа ГРУ, — жопа, п…ц тому району, где шуруют теперь эти мальчики. За «Барса» отомстят, насчет этого я могу быть спокоен. Хотя и говорят и пишут, что месть — не профессиональное явление, — ерунда! Не знаю, как другие конторы, но мы всегда мстили за своих людей и будем мстить. Чтоб остальным не повадно было и чтобы каждый из нас знал: в случае чего неотмщенным не останется.
— Как настроение? — выводит меня из задумчивости генерал.
— Порядок, Степаныч. Работаем…
— Это я уже слышал… — усмехается он. — Шороху ты тут навел. Всю милицию поставил на уши. ОМОН твою печень хочет сожрать, ну и так далее по возрастающей… — смеется генерал, доставая сигарету из пачки на столе.
Вытаскиваю микрокассету с записями всех важных разговоров за последнее время. Отдаю ее генералу.
— Вот, Степаныч, все, что у меня пока есть. И еще. Я здесь одного человека встретил, он с нами в Мексике работал. Из фэбэшников. Трудности у него, а мужик серьезный.
— Понял, — говорит генерал. — Дашь координаты, проверю. Если не работает под прикрытием, поможем.
Поднимаюсь с кресла:
— Ладно, Степаныч, мне пора. Меня уже давно потеряли. Пора показаться на глаза.
— Пасут?
— Есть такое дело.
— Опасаешься чего-нибудь? — тревожится генерал, поднимаясь вслед за мной.
— Трудно сказать… Люди серьезные, сам знаешь.
Генерал кивает:
— Поэтому ты с ними и работаешь, Герасим. Лучше, чем ты, это дело никто не раскрутит. Твои «хозяева» — такие твари, что не приведи Господь! И в чинах, главное, паскуды! Будь предельно осторожен. Исполнителей они долго не держат… Если что-то почувствуешь, отрывайся немедленно, прикроем… Связь еще вот… — он подает мне пейджер. — Если мы со своей стороны что-нибудь узнаем, сообщу.
— Понял, батя. Будем стараться. Обнимаемся на прощание. Генерал провожает меня до дверей.
— Давай, Герасим, смотри — если что, уходи сразу. Не дай им себя сожрать, — еще раз просит меня генерал.
— Легко, Степаныч! — смеюсь я. — Один раз живем!
Генерал устало улыбается. Нас у него больше, чем детишек у учителя в средней школе, и за всех он переживает, как за собственного сына. Батя, он и есть — батя…
— Иди уж, чертенок… — бурчит он, подталкивая меня к двери. Выхожу, не оглядываясь. Могу поспорить на что угодно: он меня перекрестил за спиной. А ведь говорит, что не верит в Бога…