— Возможно… — насмешливо процедил Громов сквозь зубы. — Вполне возможно, если не ночью, то на рассвете.
— А как «Беркут»? — на лице капитана 2-го ранга застыло выражение суровой сдержанности.
— Вам отдыхать… — Громов замялся. — Пока отдыхать. Кстати, я рад, что адмирал отметил ваше старание в море. Молодцы акустики, первыми обнаружили подводную лодку! Честное слово, я доволен. А вот у Маркова бывают осечки, боюсь, как бы его акустики не опростоволосились. Сам-то он командир грамотный, правда, порой излишне самоуверен, а вот его люди… — Громов вздохнул. — После того памятного случая в море, когда Марков не поверил докладу своего акустика и лодка ушла безнаказанной, он сделал для себя хороший вывод… Вы бы потолковали с ним.
Командир «Беркута» сообщил, что вчера почти весь вечер Марков просидел у него в каюте. Говорили о том памятном случае прямо и честно, ничего не скрывая.
— Я сказал Игорю Андреевичу, что тот случай на его совести. Акустик оказался на высоте, а он, командир…
— Марков небось хмурился?
— Нет. Принял мой упрек как должное. — Соловьев помолчал. — Марков мне нравится. Он честный в своих делах и поступках, в чем я убеждался не раз и не два. Очень переживает свои неудачи. А если человек умеет казнить себя, значит, не зря ему доверен корабль.
— Ладно, поглядим дальше, что будет, — Громов, пожав капитану 2-го ранга руку, направился в универмаг. Мысли переносили его домой, к жене.
Милая, добрая Анюта, как, должно быть, тяжело ей подолгу быть дома одной! Как правило, это случалось нередко: готовится к какому-нибудь празднику, гостей пригласит, а Феликса все нет и нет. Позвонит ему на службу, дежурный коротко бросит: «Товарищ Громов в море!» И все. Она не задавала дежурному вопросов, потому что муж этого не любил, да и сама она за годы совместной жизни уже привыкла к морской службе мужа. Он любил ее, но его любовь проявлялась прежде всего в заботе о детях. Она родила ему сына и дочь, и он был счастлив и всякий раз, когда о ней заходила речь, говорил: «Моя Анюта приросла к морю, как ракушка к днищу корабля». В его словах не было ни юмора, ни иронии, говорил он на полном серьезе, и сама она почему-то не обижалась на эти слова, правда, иногда, — если у них были гости, — она улыбалась и так же весело, с легкой задумчивостью говорила: «Феликс мой сидит на своих кораблях, как краб-отшельник в норе!» Громов тоже не обижался, ему даже нравилось, как произносила жена слово «краб». У нее оно звучало «крап», и даже сын нередко замечал: мама так и не научилась четко выговаривать слово «краб». Анюта любила, выйдя во двор, глядеть на море. Оно гудело рядом, в пятистах шагах от их дома. Гудел порт тревожно, глухо накатывая на каменистый берег пенистые волны. Но больше всего Анна любила глядеть на море рано утром. Оно блестело от красных лучей солнца, вызывая в ее душе грусть. «Море — это не только вода, море — это жизнь, без моря, как без друга, нельзя быть счастливой на земле», — говорила она. И муж ей однажды ответил: «Анюта, в море влюбляешься как в женщину, но если женщину можно забыть, то море из сердца не вырвешь». Она поначалу ничего ему не ответила, ласково провела своей рукой по его худощавому, огрубевшему от ветров лицу и тихо спросила: «Значит, ты мог бы бросить меня?» У него кольнуло в груди. «Почему так думаешь?» Анюта ответила: «Я женщина, а ее, как утверждаешь ты, можно забыть». — «Тебя я не обижу…»
Куда только не бросала их судьба, но Громов был внимателен к жене и всякий раз, бывая дома, старался сделать ей добро, провести с ней как можно лучше те короткие часы, которые отводились ему на берегу. Не раз он слышал лестные слова в адрес военных моряков — и форма у них хорошая, за сердце берет, и корабли у них крылатые, и люди образованные, культурные. Но никогда он не слышал, чтобы говорили, как тяжело военным морякам в море, в океане, где порой лютый шторм слезы из глаз вышибает. Служба на море — служба особая. Она держит человека в постоянном напряжении, она опасна, требует особой выдержки, крепких нервов и большой воли. Даже в мирные дни на границе могут быть потери. Когда однажды на одном из кораблей нарушитель выстрелом из пистолета ранил матроса, Аня грустно сказала мужу: «Я боюсь за тебя, Феликс. Может, пора тебе на берег? В штаб, например, чтобы меньше бывать в море?» Он тогда ответил: «Корабль я не брошу, если потеряю корабль, я обкраду себя».
С тех пор подобных разговоров Аня не заводила. Она смирилась с тем, что его часто нет дома. Однако держалась гордо и на вопрос сына или дочери, когда, мол, вернется отец, отвечала: «Он командир, а разве может командир оставить свой корабль?» Говорила так, хотя сама страшно переживала — где Феликс, как там у него? Если какой-нибудь сторожевик возвращался с моря, она тут же звонила командиру корабля, спрашивала: как там Громову плавается? Однако с годами ее тревоги понемногу поутихли, приглушились в ней, хотя по-прежнему она никак не могла смириться с мыслью, что муж где-то в дозоре, а она все выглядывает в окно в сторону моря — не покажется ли его корабль. Кажется, успокоилась Анюта, когда Громова назначили командиром бригады. Он мог чаще бывать дома, и Аня была этому рада.
«Аня права, я так редко бываю дома, да и то веду себя как краб-отшельник, — упрекал себя Громов. — Ничего по хозяйству не делаю, читаю газету, лежа на диване. Да, Феликс, очерствел ты… А французские духи купить ей надо…»
Громов сник, когда девушка, мило улыбнувшись, ответила ему, что французских духов уже нет, вчера были, а сегодня нет — все проданы.
— Мне только один флакон. Я вас очень прошу. Я так долго не был дома. Море, понимаете…
— Не один вы в море ходите, — улыбнувшись, заметила девушка. — Мой муж тоже на корабле. Он в море, а я скучаю на берегу. Такова уж наша судьба — если полюбила моряка, не хнычь.
Громов посмотрел на девушку:
— Вы замужем? Даже не верится…
— Почему?
— Уж очень молоды… Как вас звать?
— Света. Света Егорова, — и она зарделась.
ebooksa